Тот, кто называл себя О.Генри

«И зачем только я притащил мальчишек к Портерам? — подумал Бэк. — Надо было сразу постучаться к Татам. Эгберт при мне вздул бы обоих сорванцов, и дело с концом».

— Марш в комнату! — сказал отец Биллу. — А с этим щенком, — он показал на Тома, — вы, Бэк, можете делать что угодно.

— Поросячья этика, — проворчал он, запирая дверь. В темноте коридора нашарил плечо Билла, уцепился за него и отвесил сыну обжигающую пощечину.

Билл сглотнул кровь, брызнувшую из разбитой губы. Отец постоял немного, словно прислушиваясь, потом прошел в свою комнату и заперся изнутри. Таким Билл запомнил его с детства.

В городе чуть ли не у каждого жителя был свой заскок.

Мисс Бетти Колдуэлл, например, квартирантка Портеров, прогуливалась каждый вечер по Элм-стрит со своей коричневой собакой. Собаку звали Минна. Она была очень Похожа на ливерную колбасу. По воскресным дням мисс Колдуэлл частым гребнем вычесывала у Минны блох, а потом еще натирала ее какой-то вонючей мазью. Она нянчила собаку как ребенка, разговаривала с ней, давала ей всякие ласковые прозвища, готова была целовать ее слезящиеся глаза. Даже негры посмеивались и называли Бетти Колдуэлл «собачьей мисси».

Эгберт Тат каждую субботу покупал у Пэйшоу полгаллона ирландской водки. В этот день добрее Эгберта никого в Гринсборо не было. Подойди к нему на улице, поздоровайся за руку — и готово, Эгберт уже зовет тебя в гости. Чего хочешь попроси у Эгберта — все даст, кроме денег. Денег у него в субботу только и бывало что на полгаллона ирландской водки. А в будни даже на водку не хватало.

Водку Эгберт со своими друзьями выпивал на выгоне — пускали бутыль по кругу, причем Эгберт делал каждый раз два больших глотка, тогда как остальные по одному. Потом он долго шел домой по короткой Маркет-стрит. Во дворе дома вещи в этот вечер всегда оказывались не на своих местах, и он начинал наводить порядок. Тележное колесо попадалось под руку — он ломал его о столбик ворот. Лопата стояла у стены — он лопатой бил стекла в окнах, а потом засыпал на ступеньках заднего крыльца.

А вот отец Билла, Элжернон Портер, накопил целую коллекцию патентов. Он изобрел летательный аппарат, который пока еще не мог оторваться от земли. Стиральную машину, которую почему-то никому не удавалось продать: женщины, с присущим их породе консерватизмом, продолжали стирать на обычных рубчатых досках. Стоял на полке в комнате Элжернона самозаводящийся будильник. Он шел и останавливался по своему особому, непостижимому внутреннему желанию.

Отец вел бесконечную переписку с различными фирмами, но ни одна из уважающих себя фирм не бралась воплотить его проекты в металл. Отказы приходили в длинных твердых конвертах, очень вежливые, написанные каллиграфическим почерком на отличной бумаге.

— Они просто не доросли до этой идеи, — бормотал Элжернон, просматривая очередной ответ технического совета фирмы. — Они поймут в конце концов. Да, поймут! Но поздно будет. Я продам свою идею другой, более солидной фирме.

Он швырял конверт в угол, надвигал на брови старый цилиндр с промятым боком и шел в драгстор Кларка. Приходил домой заполночь, долго искал дверь, грохотал стульями в темноте коридора и засыпал не раздеваясь или за столом или посреди своей комнаты на разбросанных по полу чертежах.

В 1872 году президент Грант объявил, что конгресс начал разработку плана грандиозного празднества по случаю столетнего юбилея независимости. Юбилей должен быть отмечен не только праздником, но и «выставкой достижений американской нации». Президент Грант призывал принять участие в выставке не только фирмы и тресты, но и отдельных граждан, «ибо, — говорил президент, — в нашей свободной стране инициатива отдельного человека так же ценна, как и инициатива многих людей, объединяющих совместные усилия для труда на благо нации».

— Эвелина, — сказал Элжернон Портер сестре, прочитав в «Патриоте» заявление президента. — Я решил покончить с медициной. К черту! Навсегда! Ты же видишь, она не приносит нам ни цента прибыли. А выставка — это верный шанс. Я представлю им самодвижущийся паровой экипаж. Я иду на все, Лина. Или теперь, или никогда!

Эвелина вздохнула и опустила голову. Это значило, что отныне вся забота о доме, о пропитании, об учебе Билла ложится на нее.

…Теперь Элжернон почти не выходил из сарая.

Билл наблюдал, как отец из деревянных брусьев собирает сложный остов, пристраивает к нему укосины, усиливает места соединений железными скрепами. К осени отец поставил все сооружение на массивные деревянные колеса с толстыми ступицами. Потом пошли дожди. Крыша сарая протекла и в нескольких местах провалилась. Но отец и не подумал ее чинить. Он сорвал с крыши остатки теса и жести, укрыл ими машину, а все инструменты перетащил в свою комнату и сложил под кроватью. Туда же он засунул шестерни, шкивы и другие детали будущего двигателя. Он торопился. В комнатах стоял запах каленого железа. Под ногами путалась проволока. Скрежетала дрель. Дом стал похож на кузницу. Тетя Лина едва успевала по вечерам выбрасывать во двор то, что отец приносил со двора днем.