Тот, кто называл себя О.Генри

— О, ты уже пришел, папа! — говорила она и просовывала тонкую ладонь под его руку.

Так, рука об руку, они медленно шагали по улице.

— Что ты мне сегодня расскажешь, папа?

Он улыбался.

— Если хочешь, про то, как меня принимали во дворце индийского магараджи. Или как турки в Стамбуле боятся свиней. Или о сальвадорских индейцах.

Девочка заглядывала ему в лицо. У нее был грустный разрез глаз.

— Какой ты счастливый, папа! Мне хотелось бы увидеть места, где ты побывал.

Он улыбался.

— Это не так интересно, как ты думаешь, Марги.

— Нет, папа, я знаю, что интересно. Я знаю! Только ты почему-то не хочешь рассказывать.

Он прибавлял шаг.

— Хочешь я расскажу тебе про родео?

— А что такое родео?

— Это состязание ковбоев.

— Ты в прошлый раз уже рассказывал про ковбоев. Мне хочется про острова в Южном океане. Ты ведь был на островах, папа?

— Нет, Марги, на островах я не был.

— Ну, тогда про индейцев. Про тех, у которых на голове перья. У нас в городе такие были. Они представляли в цирке. Они очень смешные.

— Индейцы — смелые люди, Марги.

— Они все время воюют, правда? Так говорит бабушка.

— Они любят свободу, Марги. Они любят зеленые леса, небо, ветер и солнце. Это — люди-птицы, девочка.

— Но, папа, ведь и мы тоже любим ветер и солнце.

Он покачал головой.

— Мы любим клетки.

— Какие клетки? — удивлялась Маргарэт.

— Мы отвыкли от простора, дочка. Нам тесно. Нам душно. Но мы ничего не можем сделать. Уже слишком поздно. Слишком много мы настроили клеток. Клетки-дома, клетки-города, клетки-книги, клетки-законы…

— Ты непонятно рассказываешь, папа.

— Ну, хорошо. Я тебе все-таки расскажу про родео.

…Письмо пришло из Нью-Йорка в марте 1902 года.

Издатель «Эйнсли мэгэзин» Гилмен Холл посоветовал ему перебраться «поближе к сердцу страны, где он, безусловно, найдет восторженных поклонников своего дарования и пробьет себе путь в большую литературу».

«Выезжайте немедленно, — писал Холл. — Наш журнал окажет вам всевозможную поддержку.

К сему прилагаю чек на 100 долларов на дорожные расходы».

Билл в тот же день отправил деньги обратно издателю вместе с телеграммой:

«Предложение принимаю. Деньги не нужны».

Он хотел войти в новый мир независимым, гордым и спокойным.

В деньгах он действительно не нуждался. В декабре он получил от «Эйнсли» сто долларов за рассказ «Красное и черное», а в канун Нового года журнал «Мэнси» прислал шестьдесят долларов за «Коварство Харгрэвса». Кроме того, в «Эйнсли» были отправлены «Друзья из Сан-Розарио» и «Исчезновение Черного Орла». По письму Холла он догадался, что издателю они нравятся. Об условиях работы для «Эйнсли» он хотел договориться на месте.

— Ты опять уезжаешь, папа? — спросила Маргарэт.

— Да, Марги, мне нужно ехать.

— В Китай?

Он засмеялся, подхватил дочь на руки и поцеловал ее грустные глаза.

— Нет, девочка, нет, маленькая Дэл. На этот раз я не поеду ни в Китай, ни в Индию, ни на Цейлон. Я еду в Нью-Йорк.

— Я хочу с тобой, папа.

Он опустил ее на пол, погрозил пальцем и подмигнул:

— Т-с-с, Марги. Сейчас я поделюсь с тобой одной тайной. Ну, не вешай нос, улыбнись, слушай. Дай слово, что ты ничего не скажешь бабушке. Вот так. Хорошо. Слушай внимательно. Пройдет сто дней. Я оставлю тебе толстый красный карандаш, и ты будешь зачеркивать каждый вечер по одному дню в календаре, что висит на стене в гостиной. Так вот, когда ты зачеркнешь последний, сотый день, ты получишь от меня большое письмо. Там, в конверте, будет еще железнодорожный билет с зеленой полоской. Ты возьмешь билет и пойдешь на вокзал. Ты сядешь в красивый голубой вагон с большими окнами и приедешь в город, который в сто раз больше Питтсбурга. И вокзал там в десять раз больше, чем в Питтсбурге. Но ты ничего не бойся. Ты попроси кондуктора опустить стекло в окне и выгляни наружу. Ты сразу увидишь меня. Т-с-с! Кажется, идет бабушка. Ты поняла меня, Марги?

— Да, папа. Я буду зачеркивать дни.

В комнату вошла миссис Роч.

— Ваши рубашки и носки готовы, Вильям. Прачка только что принесла их.

— Отлично, — сказал Билл. — Пожалуй, я пойду укладываться. Надеюсь, ты будешь умницей, Маргарэт?

— Да, папа.

Он уехал утром следующего дня, положив под подушку дочери десятидолларовую бумажку.

ГЛАВА О РЫБАКАХ, которые плетут свои сети за столами в светлых комнатах, о золотых самородках, валяющихся под ногами, и о Плотнике, слушающем Моржа

Итак — Нью-Йорк.

Первые прогулки от Тридцать четвертой улицы до Бродвея.

Первые строчки первых впечатлений в толстом сафьяновом блокноте.

«Великий Багдад — над подземкой.

Толпы Аль-Рашидов.

По тротуару с опаской прокрадываются Одноглазый Дервиш, Маленький Горбун и Шестой Брат Цирюльника.

С благоговением здесь произносят имя могучего джинна Рок-Эф-Эль-Эра, шепотом говорят о страшных делах калифа Кар-Нег-Ги.

Синдбад-Мореход стоит у руля деревянного парохода для воскресных экскурсий. На палубе толпятся школьники. Синдбад перекладывает руль. Пароход бодро поплевывает горячей водой из машины и берет курс на Эллис-Айленд.