Тот, кто называл себя О.Генри

Мы сели на лошадей около трех часов дня и двинулись легкой рысцой, изредка останавливаясь, чтобы сохранить животных свежими для обратного пути. Было уже совсем темно, когда мы въехали, наконец, в лесок и привязали одну из лошадей к канадскому тополю, перебросив поводья всех остальных лошадей через луку ее седла. Все эти предосторожности очень важны при бегстве.

Как только мы начали пробираться через заросли к мосту, на меня опять налетел страх. Каждую секунду мне мерещились выскакивающие из-за деревьев полицейские. Самое близкое жилье было в пяти милях от нас, а единственным живым существом — старик сторож при водокачке у моста.

„Затея наша непременно провалится, — думалось мне, — ведь мы даже толком не обсудили плана действий, не посоветовались, кто что будет делать“.

— А вдруг старик не захочет остановить поезд? Что тогда? — вырвалось у меня.

Энди засмеялся.

— Тогда им придется приставить к насосу нового человека.

Мы вступили на мост. Было 11.10.

Меня охватил панический ужас. Я оступился и чуть не провалился в реку сквозь перекладины. Энди вовремя подхватил меня.

Наш план заключался в том, чтобы остановить поезд посреди моста и тем самым помешать пассажирам выйти из вагонов.

Энди начал командовать:

— Боб, двигай за стариком, да смотри, чтобы он не забыл красный фонарь. Джек, ты с Билем ступай на ту сторону, а мы с Элем станем справа.

Боб вскоре вернулся, толкая перед собой старика револьвером в спину.

— Полегче, братец, полегче, — бормотал старик. — Я не собираюсь поднимать шум.

— Ничего, — говорил Боб, — это вроде разминки. По-моему, ты засиделся в своем ящике.

Послышался отдаленный перестук рельс.

Энди и я бросились через насыпь направо. За лесом мелькнуло яркое пятно фонаря. Паровоз выпустил облачко пара, засвистел у водокачки и остановился. Сам остановился у водокачки, не доехав даже до моста!

Рядом со мной хлопнул револьвер Энди.

Тут я пришел, наконец, в себя и принялся носиться взад и вперед вдоль насыпи, стреляя в воздух и дико крича. Биль и Джек стреляли по ту сторону состава и тоже орали точно сумасшедшие.

— Молодчина! — крикнул мне Энди, пробегая мимо. Два или три пассажира бросились к ступенькам вагонов, но я выстрелил в воздух над их головами — и они нырнули обратно.

Забава становилась все жарче, и я чувствовал себя наверху блаженства, как пьяный.

Тут паровоз снова запыхтел — и поезд тронулся. Он медленно прошел мимо нас, мигнул фонарем на заднем вагоне и скрылся за лесом. Наступившая тишина была как удар грома. Через насыпь перелезали Энди и Боб.

— Быстро! — скомандовал Энди, и мы пустились в обратный путь.

Я недоумевал.

— Не нашли ни гроша? — спросил я, наконец, у Энди.

— Нет, почему же, — отозвался он. — Мы попали-таки в служебный вагон.

А я и не подозревал, что они успели зайти в почтовый вагон. Я был так охвачен возбуждением, что не сообразил, к чему клонились маневры Энди.

Оказывается, он держал под прицелом машиниста, а Боб занимался проводником. Оба оказались очень сговорчивыми. Проводник даже сам вскрыл кассу и передал Бобу содержимое.

Больше я ни о чем не спрашивал.

Еще задолго до рассвета мы въехали в лес, в котором был разбит наш лагерь.

Мы с Джеком раздули костер и поставили на огонь котелок с кофе. Меня мучило любопытство узнать поскорее, какова наша добыча.

Но Джек беспрерывно болтал какую-то ерунду, остальные, посмеиваясь, слушали. Никто из компании, казалось, не думал о добыче. Они глотали кофе и обгрызали мясо с костей, как будто в еде был весь смысл жизни.

Наконец Энди потянулся, зевнул и сказал:

— Биль, принеси-ка сумку. Посмотрим, что там у нас.

Мы все улеглись вокруг костра. Биль швырнул сумку к ногам Энди. В сумке оказалось два небольших пакета. Энди вытащил один из них, открыл его и высыпал в свою шляпу кучку драгоценностей. Маленькие синие и красные камешки, золотые цепочки с крестиками и медальонами, часы и кольца.

Энди разделил все на пять примерно одинаковых кучек. Потом вскрыли другой пакет. В нем оказалось шесть тысяч долларов. Сумма эта также была честно поделена. За какие-нибудь полчаса, полные захватывающего возбуждения, я заработал столько же, сколько за целый год практики окружного судьи.

Вот мой рассказ, дорогой Билл. Мне хотелось бы назвать его „Ограбление поезда“. Если ты придумаешь название лучше — я не возражаю.

Жду скорого ответа.

Э. Дж.».

«Питтсбург, 13 сентября 1901 года.

Дорогой товарищ,

ваш быстрый ответ получил сегодня и прочитал с удовольствием. Уверяю вас, что для человека, находящегося в Питтсбурге, не может быть ничего приятнее, чем весть из тюрьмы. Он точно Лазарь, который, поджариваясь в аду, смотрит, как богач приказывает подать себе экипаж.

Неужели я так привязался к тюрьме Огайо?

Нет, сын мой, все на свете относительно. Я пытаюсь только с царской щедростью отдать Питтсбургу должное. Единственное отличие между Питтсбургом и тюрьмой заключается в том, что здесь не запрещается разговаривать во время обеда.

Теперь о вашем рассказе. Его надо чуточку переделать. Вот мои советы.