Тот, кто не спит

Чудно - почтеннейшая публика на глазах съежилась, уменьшилась многократно, превращаясь в райские создания - тропических бабочек, калейдоскопом закруживших по залу и ярких трепетных колибри. А сам конференц-зал, серый и скучный, обернулся оранжереей - душной, жаркой, бабочки порхали с цветка на цветок, сухо потрескивая огромными крыльями-веерами. Забавно, только что пресс-конференцию давал, и вдруг - оранжерея. Ни орхидей, ни роз - одна герань с приторным назойливым запахом. Мещанский цветок, говорят. Почему мещанский, а не крестьянский или, скажем, купеческий - молчит наука.

Над цветами неподвижно зависли колибри, крохотные длинноклювые птички-щебетуньи. Бабочек больше, они крупнее, жестче, и терпеть птичье соседство явно не собирались. Налетели дружно, разом, и пошла-поехала разноцветная ярмарочная карусель - бочки, иммельманы, мертвые петли. На руку капнуло. Не дождь, кровь, алая птичья кровь. И тут же - брызги бесцветной жгучей жидкости, кровь бабочек. Ах, рай, раек. Пора выбираться - если еще не поздно. Делай - раз! Делай - два! Делай…

7

Петров открыл глаза. Песком запорошило, пылью? Слезы катились беспрерывно, дешевые луковые слезы.

Он пошевелился - сначала одной ногой, другой, затем руками. Цел, ни переломов, ни вывихов. Упал, как учили.

Осторожно подтянув ноги к животу, он встал на четвереньки. Верный Джульбарс опять в строю.

Часы на левой руке, что витрина магазина после погрома - разбиты и пусты. Ладно, плюс-минус неучтенный рентген… Удачно, что на сук не напоролся, собирай сейчас кишки. Влетел в кусты, словно братец Кролик, отлежался - и здоровехонек. Сколько пролежал? Судя по солнцу - полчасика, не дольше. И пресс-конференцию успел дать, и в раю побывать…

Он выпрямился, раздвинул ветви руками.

Машина догорала. Дым занявшейся резины, черный, тяжелый, сплетался с белесым паром, бившим из развороченной цистерны.

Вскипело варево в напалмовом пламени, и теперь из котла Гингемы поднималось грязное, пахучее облако. Выпадет где-нибудь дождиком, и пойдут грибы-гробовики, успевай рвать да хоронить.

Повезло, ветерок тянет прочь, иначе и не очнуться.

Он чихнул раз, другой. Ветер ветром, а толика газа досталась, вон и руки в зудящих пятнышках, и лицо чешется.

Вокруг ни вертолетов, ни всадников. Кому охота травиться ради сомнительного удовольствия констатации факта смерти некоего Петрова, пусть даже и шпиона. Не до того. Близится час Ч. Эвакуация.

Он пошел назад, к деревне, на ходу разрывая вытащенный из кармана индпакет, промокая бинтом веки, лицо, руки. Газ не сало, потер - и отстало.

Он возвращался полем, той же дорогой, которой и выбирался из деревни. Казалось, ехал долго, вечность, а ногами за два часа одолел. Никаких полеводов, никаких ополченцев. Оставаться колоскам в большом колхозном поле несобранным.

Короткая колонна двигалась от бараков к убежищу - все в серых плащах-накидках, на лицах - противогазные маски с хоботами, уходящими в болтавшиеся на боку сумки.

- Левой, левой, раз-два-три! - покрикивал мельтешащий на обочине распорядитель. Командовал он не в такт, но колонна ловко, как один, меняла ногу, приноравливаясь к аритмичным восклицаниям вожатого.

В этот радостный день улицы стали шире от проходящих праздничных колонн, украшенных знаменами и транспарантами…

Петров заморгал, сгоняя неиссякающие слезы. Тем, в противогазах, видно куда хуже, но идут…

Он стоял в кустарнике у посадки, листья, касаясь кожи, стрекали крапивой.

Нечего на листья пенять.

За колонной вольно, свободно двигалась группка, человек десять. Отсюда видно - крепкие, ветер не свалит. Правление. Выпадала одна учительница: сухонькая, прямая, она держалась в сторонке, не сливаясь с руководящей массой, и все тянулась к колонне, замыкали которую ее воспитанники, мал мала меньше.

Летучая мышь. Белая ворона.

У входа в убежище колонна остановилась - раз, два! - и четко, сноровисто, перестраиваясь в цепочку по одному, заструились внутрь серые фигурки, уходя под землю песчинками часов-трехминуток.

Закрылась дверь за последним - железо лязгнуло о железо. Кучкующееся правление заторопилось дальше. Второй бункер. Ай-ай, как можно было не заметить? Ночь, темно, страшно - отговорки для новичков. Пораскинув мозгами, любой поймет, что нельзя отсиживаться вместе руководителям и руководимым. Да и поглубже, наверное, убежище у правления, поуютнее.

Учительница рассталась с группой у самого входа. Двое протянули ей руки, но та покачала головой - протестующе и в то же время властно. Трогательно - возвращение педагога к ученикам за миг до начала атомной бомбардировки.

И, небесным слоником, у горизонта, вынырнул пузатый вертолет в лишайных пятнах камуфляжа.

Нина Ивановна, не добежав до убежища, упала, прикрыв голову руками, а ветер бесстыже пытался задрать неширокую защитного цвета юбку.

Наши летят, наши.

Деревья закачались, согнулись, сорванные листья воробьями порхнули прочь - вертолет опускался у края поля, и воздух, гонимый винтом, поднимал пыль и сор.