Настя замерла, держа возле рта чашку кофе, из которой только что собиралась сделать глоток.
— Нееет! — выдохнула она. — Не может быть! И что, никому об этом не сказал, ведь и мать ничего не знала…
Глаза девушки внезапно расширились от ужаса.
— Так, значит, — она, не отрываясь, смотрела мне в лицо, — отец узнал, что у него онкология, и решил покончить с собой? Может быть, это он сам… Специально выбрал время, когда в нашем загородном доме никого не было, и застрелился!
Я собралась было возразить, что ее отец не был самоубийцей, но тут Настя вдруг уронила голову на руки и разрыдалась.
— Почему?… Почему, — бормотала она сквозь всхлипы, — он никому ничего не сказал?! Ведь у него были деньги, сейчас все можно вылечить! Он ведь мог лечиться в лучших клиниках мира! Ну почему?…
Я молча пережидала эту бурю эмоций, понимая, что девочке сейчас нужно выплакаться. С одной стороны, мне было жаль Настю, ведь я ни на минуту не забывала о том, что моя клиентка — несовершеннолетняя девушка, почти ребенок.
Я вновь почувствовала себя очень неловко, ведь в ходе расследования я просто вынуждена задавать Насте подчас мучительные для нее вопросы. Будь передо мной взрослый человек, все выглядело бы совсем иначе, но травмировать психику ребенка…
Я уже не в первый раз пожалела, что взялась распутывать это убийство, да и следователь Волков был прав — и с этической, и с юридической точки зрения мои действия выглядят не комильфо.
Однако Настя довольно быстро взяла себя в руки, она перестала всхлипывать, ее взгляд стал куда более осмысленным.
Что ж, может, еще не все потеряно.
— Теперь я вспомнила, — прошептала она. — Отец действительно недавно говорил по телефону с врачом из клиники. Я помню, он даже сказал, что подъедет в Первую тарасовскую или будет ждать результатов, примерно так.
— В Первую тарасовскую клинику? — удивленно переспросила я. — Ты ничего не путаешь?
— Нет, — Настя замотала головой. — Теперь я точно помню, ведь отец был очень недоволен, что я оказалась в его кабинете, когда он говорил по телефону. А я еще сдуру спросила, зачем ему понадобилось ехать в больницу.
— И что он тебе сказал? — напряглась я.
— Да ничего особенного. — Настя пожала плечами. — Сказал, что знакомый из области просил кое-что для него разузнать, ему самому ехать далеко, вот и все. Я этот разговор сразу выбросила из головы, подумать даже не могла, что папа серьезно болен. К тому же папа явно не хотел это обсуждать.
Я задумалась.
Анненков сообщил, что Андрей Павлов проходил обследование в частной клинике «Асклепий». Выходит, он что-то напутал или намеренно меня обманул, направив по ложному следу.
Но зачем это нужно Анненкову? Или отец в тот раз не солгал Насте и его действительно попросили забрать из клиники какие-то там результаты? Мало ли какие бывают совпадения. Но в любом случае мне предстоит это проверить. Сейчас любая ниточка на вес золота. К тому же если Павлов действительно ездил в Первую тарасовскую больницу, то об этом наверняка должен был знать Калачев, бессменный водитель Андрея Анатольевича.
Тем не менее Калачев ни словом не обмолвился об этом во время нашей беседы. Наоборот, даже подчеркнул, что понятия не имел о том, что его шеф от чего-то лечился и проходил обследования.
— Настя, скажи, — задумчиво спросила я, — а что ты думаешь о Константине Калачеве, водителе твоего отца? Почему твой папа так ему доверял?
— Этот-то! — К моему удивлению, Настя скорчила презрительную гримасу. — Понятия не имею, почему папа всегда так носился с этим Костиком, я всегда его терпеть не могла.
Вот тебе и раз! Оказывается, и здесь между отцом и дочерью возникли разногласия. Хотя, что вполне вероятно, это всего лишь дочерняя ревность. Разве можно с кем-то носиться больше, чем с самой Настей.
Мне каждый раз приходилось делать скидку на то, что моя клиентка — подросток, почти ребенок, со своим своеобразным взглядом на поступки взрослых людей и их отношения.
Возможно, и поведение Марины Павловой, своей матери, Настя оценивает через собственную призму, тогда как сама женщина далеко не такое чудовище, каким ее можно вообразить, если верить словам моей юной клиентки. Хотя о Марине далеко не лучшим образом отзывались и другие, куда более взрослые мои собеседники. Любил ли ее хоть кто-нибудь, кроме ее собственного мужа?
Да, кстати, что Настя имеет против Константина Калачева? Эмоции эмоциями, но, может, мне удастся почерпнуть нечто более существенное.
— Ты, похоже, за что-то недолюбливаешь папиного водителя, — нейтрально обронила я, как бы между делом.
Настя фыркнула.
— «Недолюбливаешь», — повторила она с непередаваемой иронией. — А за что мне его любить-то? Он ведь с моей мамашей… То есть не он, а она… Ну, в общем, она с ним спала, пока с Виталиком не замутила. Тогда-то она этого Калачева и отшила, староват для нее оказался!
Настя вдруг рассмеялась чуть ли не в голос.
Я ошеломленно молчала.