У нас вроде как уже была своя постоянная публика – Кэтлин, девушка Лиззи, странный дядя Айрис, который постоянно носил капитанскую фуражку и просил называть его Моряком (добро пожаловать в Сан-Франциско), и примерно с полдесятка парней, каждый из которых был уверен, что встречается с Джоэллой, – но иногда единственным слушателем на концерте был Матт: он сидел на диване в самом конце зала и тупо улыбался, когда мы играли «Сильно вряд ли», будто он никогда раньше не слышал эту песню. Больше всего нас поражало то, насколько он был
– Вам правда стоит поучаствовать в этой Битве групп, – сказал Матт. – Я считаю, нам стоит мыслить масштабнее, не ограничивать себя только Заливом.
– Ой,
Мы загрузились в фургончик Клэя (все кроме Матта, который – и он сделал все, чтобы мы об этом знали, –
После нескольких бутылок пива я заметила, что Лиззи ушла в дом. Я нашла ее на кухне: опершись на столешницу, она отдирала этикетку с бутылки пива.
– Что происходит? Каждый раз, когда ты пьешь, ты становишься такой странной и мрачной, – сказала я. – Не будь странной и мрачной, Лиззи.
Она покачала головой и отвела взгляд. Затем поморщилась и махнула рукой – жест в духе «Я не хочу напрягать тебя своими проблемами», который ты обычно демонстрируешь лучшему другу, который, как тебе известно, ничего не хочет больше, чем напрягаться из-за твоих проблем.
– Лиззи, что?
– Мы с Кэтлин расстались.
– О боже, ты в порядке?
– Все нормально, – сказала она, явно показывая, что все ненормально. Достала еще одно пиво из холодильника.
– Что произошло?
– Не знаю. Просто я все думаю и думаю, это не должно быть так сложно, понимаешь? Но я вечно все усложняю. Но, опять же, она сама виновата, что нарушила первое правило рок-н-ролла.
– Что за правило?
Я долго наблюдала за тем, как она теребит щеколду на сетчатой двери. Затем Лиззи прокричала мне, вываливаясь в ночь: «Никогда не влюбляйся в басистов!»
Я пошла за ней обратно к костру. Джоэлла подняла бровь:
– И где вы были?
– Ну, – сказал Клэй. Он взял акустическую гитару Айрис и начал говорить нараспев под аккомпанемент собственного бренчания: – Где-э-э вы-ы-ы-ы бы-ы-ы-ли-и-и?
– Просто болтали, – сказала я.
– Ну, я рада, что вы вернулись, – сказала Айрис, – потому что я кое-что хотела вам всем подарить.
Она схватила рюкзак и достала из него самодельные конопляные ожерелья, в каждом по голубой бусине, – она раздобыла их у странного шамана, который жил в квартире этажом ниже и постоянно прованивал весь дом жуткими благовониями, а еще делал чучела из животных, которых сбили на дороге (добро пожаловать в Сан-Франциско).
Итак, мы все надели ожерелья, но это в очередной раз запустило целую дискуссию о том, Какая Мы Группа. К тому моменту мы уже становились экспертами в разговорах о том, Какая Мы Группа, и могли начать разговор об этом, пожалуй, с чего угодно.
– Итак, кто мы теперь? Группа в одинаковых ожерельях?
– Да ладно, Джоэлла.
– Что, никто больше не думает, что это суперсентиментально?
Все еще бряцая на гитаре, Клэй пропел:
– Оу, я-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а не понимаю, почему мы вообще начали этот разговор об ожерельях, когда мы все еще играем песни, которые написали три года назад.
– Группы исполняют свои старые песни, Клэй. Группы правда это делают. Даже такие, как «Абба».
– Ага, а все слышали, как Айрис только что сказала «какабба»?
– Да, но я не хочу, чтобы мы были просто очередной группой, понимаете? Разве вы никогда не мечтали о чем-то боль…
Внезапно в безоблачном черном небе сверкнула молния и ударила прямо в ожерелье Лиззи, затем срикошетила в наши пять голубых бусин, отбросив нас в лес и раскидав по палой листве, как крошки стирательной резинки по странице.
– Все живы? – прокричала я.
– Вроде как, – сказала Айрис, поднимаясь и сразу же спотыкаясь. Она оперлась рукой на камень, и вся земля под нами задрожала, и потом где-то в паре метров упало маленькое дерево.
– С ударением на «вроде», – сказала Джоэлла. Она висела в воздухе в метре над землей. Ее глаза будто горели огнем.