Кто-то сказал, что истинная любовь не терпит лжи, обмана. Я согласен с этим утверждением лишь отчасти. Врать можно, главное не попасться. Я никогда не попадался, а Анетт попалась. В вечер выпускного вся правда вышла наружу, в виде маленькой лицемерной старушки, которая с таким упоением рассказывала, как весело они проводили время втроем, когда ее сын лежал в больнице. Она восхищенно отзывалась об Анетт, говоря, что очень благодарна ей и как мне повезло, что она у меня есть. Я был зол на Анетт, когда увидел, как она щебечет с тем пацаном, но после слов этой старухи — уже не помнил ничего. Только красная пелена злости и ненависти к Анетт, стояла перед глазами. Мне с трудом удавалось сдержать свою ярость и не наброситься на нее в зале, перед толпой зевак.
Я кипел изнутри, но старуха этого не замечала, подливая бензин и в без того разразившееся пламя. Анетт лицемерно улыбалась мне, говорила, что все это время скучала, ага, как же! Да эта сука даже и не думала обо мне. Все ее мысли занимал только этот ублюдок. Как жаль, что я все-таки не добил его. Поверил ей, обманулся и сейчас горько поплатился. Надо отдать должное Анетт, она отлично смогла разыграть партию и обыграла меня по всем фронтам, выставив посмешищем. Морочила мне голову, заставила думать, что в ее сердце лишь я. Мразь! Я думал только моя мать могла вызвать во мне такие эмоции. Внешне идеальная женщина, мама, жена, но наедине… Анетт воскресила во мне ту ненависть, забытую, далекую, какая была только к моей матери.
Дальше не помнил ничего, последнее воспоминание, как мы едем с Анетт в машине, она радостно и с воодушевлением рассказывает, как сделает мне массаж и как нам будет хорошо вместе, а я был так зол, что готов был разорвать ее на части прям в машине. Она ничего не понимала, считала, что я идиот, которого удалось обмануть. Как же она горько ошибалась. Красная пелена перед глазами, злость, бешенство…
Воспоминания отсутствовали. Рядом не было Анетт, моя голова разбита, болит, сознание пусто. Я поймал себя на мысли, что непрерывно бьюсь головой об стену, тем самым разбивая ее в кровь. Где-то рядом слышится звук сирены… Это за мной приехали. Что я наделал?
Меня заковали в наручники, посадили в машину, а после я вновь отключился и не мог вспомнить ничего, что происходило со мной дальше. Помню вопросы, много вопросов, мои бессвязные ответы и палату, в которой мне кололи какие-то препараты, делающие из меня овоще подобного человека. Вокруг меня такие же овощи, только в отличие от них — я был здоров. Ну почти. Мне здесь не место.
Все время, проведенное в палате, я думал об Анетт и переживал, чтобы с ней все было хорошо. Все-таки психбольница — это место, где можно подумать, как следует над собой, своими и ее поступками. Я понял, что в тот вечер перегнул палку. Анетт не моя собственность и имеет право общаться с тем, с кем комфортно. Даже если я против. То, что она врала мне — тоже не критично. Я отделал пацана так, что он мог только валяться на медицинской койке. Анетт лишь хотела поддержать друга, в конце концов они были там не одни. А их танец… да, я видел, что этот парень влюблен в Анетт, в ее взгляде не было таких чувств к нему. А вот вспоминая ее взгляды, обращенные ко мне, сразу можно было догадаться, кого она любит. Вот только тогда я был слишком зол, чтобы анализировать.
Я долго мучался в неведении, не зная, что с ней произошло. Пытался подкупить врачей, но они были крепкими орешками и не хотели мне помогать. А мне было важно знать, что с ней все хорошо, что я не причинил ей зла.
Вскоре я узнал, что натворил. Мне стало так стыдно и больно, что по моей вине Анетт такое вытерпела. А ведь я обещал ей счастливую жизнь, полную детей и радости, но вместо этого окунул в пучину страданий.
Меня посчитали невменяемым, подняли дело и выяснили, что ранее я уже наблюдался, как пациент психбольницы. Неконтролируемые приступы агрессии с причинением вреда человеку: с таким диагнозом я наблюдался здесь тогда и сейчас. Но есть различие: в детстве помнил все до мелочей, каждую секунду избиения другого, даже сладкие ощущения от происходящего. Но сейчас пусто, я напрочь забыл, что сделал с Анетт и в каком состоянии оставил. И, конечно, тогда у меня не возникало вины, даже после длительного лечения, работы с психиатром — внутри я ни о чем не жалел. Чтобы создать видимость нормального человека — мне приходилось каяться в содеянном. Но что касалось Анетт, для меня всегда все было в новинку. Она особенная для меня. Только Анетт может спасти меня и мою душу.