Тот, кто следовал за мистером Рипли

В дверях Элоиза и Антуан обменялись поцелуями на французский манер — чмок в одну щечку, потом в другую. Том терпеть этого не мог. Конечно, это совсем не то, что под французским поцелуем подразумевают в США, — ни намека на чувственность, глупее не придумаешь… Может, Антуан успел углядеть ноги Фрэнка, когда тот мчался наверх? Навряд ли.

— А Антуан, оказывается, думает, что я обзавелся подружкой! — со смешком сказал Том после того, как Элоиза закрыла за гостем дверь.

— Да брось ты! Лучше скажи, почему ты прячешь ото всех Билли?

— Это не я его прячу. Он сам прячется. Представь — он даже с Анри не хочет встречаться! Что касается твоего «мерседеса», то я займусь им во вторник.

Раньше все равно не получалось: следующий день — воскресенье, а по понедельникам гараж, где работает «их» механик, тоже закрыт, поскольку суббота у них рабочий день.

Элоиза скинула туфли на каблуках и осталась босиком.

— Хорошо провела время? Был еще кто-нибудь? — спросил Том, вкладывая в конверт очередную пластинку.

— Да, супружеская пара из Фонтенбло, он тоже архитектор, но моложе, чем Антуан.

Том ее почти не слушал. Он вспомнил о листках на столе, на том самом месте, где обычно стояла пишущая машинка. Элоиза уже поднималась по лестнице. С тех пор как гостевая комната была занята Фрэнком, она большей частью пользовалась ванной комнатой Тома. Ему оставалось засунуть в конверт всего одну пластинку, что он и сделал. Волноваться не стоило — Элоиза едва ли станет задерживаться у его стола и читать какие-либо бумаги. Он погасил свет, запер парадные двери и только после этого поднялся. Элоиза была у себя и раздевалась. Он взял страницы с признанием, скрепил их, сунул сначала в правый верхний ящик, затем передумал и положил в папку с надписью «личное». Следует избавиться от этого текста как можно скорее. Какими бы литературными достоинствами он ни обладал, завтра утром его придется сжечь — с согласия автора, разумеется.

7

На следующий день, в воскресенье, Том повез Фрэнка на экскурсию в парк Фонтенбло, в восточную часть, где Фрэнк еще не бывал и где с меньшей вероятностью они могли попасться на глаза туристам. Элоиза отказалась ехать с ними, ей хотелось позагорать, тем более что Аньес Грац дала ей новый роман. Она не злоупотребляла солнечными ваннами, но иногда загорала так, что кожа становилась темнее, чем ее волосы. Возможно, способностью быстро загорать она была обязана смеси генов — ее мать была блондинкой, а отец, очевидно, брюнетом. В настоящий момент его волосы — вернее, то, что от них уцелело, — представляли собой некую тонзуру, темно-каштановую по окружности и грязно-серую внутри. Тонзура, по представлениям Тома, предполагала ореол праведности, что в данном случае отнюдь не соответствовало действительности.

Полдень застал Тома и Фрэнка возле тихой деревушки Ларшан в нескольких километрах западнее Вильперса. С десятого века, когда был возведен Ларшанский собор, он дважды наполовину сгорал. Вдоль узеньких, мощенных булыжником улочек располагались коттеджи — настолько крошечные, что казалось, будто там не может хватить места даже для одной супружеской пары. При виде их Тому вдруг пришла в голову мысль, что было бы совсем неплохо снова пожить одному в таком вот уютном домике. Впрочем, что значит «снова»? Разве когда-нибудь ему случалось жить одному? Сначала с чертовой тетушкой Дотти — старушенцией с большими странностями во всем, что не касалось денег. Затем — после того как он подростком удрал из Бостона — перенаселенные меблирашки в Манхэттене, до тех пор пока он не научился навязываться в компаньоны своим более состоятельным приятелям, у которых были свободные спальни или хотя бы незанятый диван; наконец, уже в двадцать шесть — Монджибелло и жизнь у Дикки Гринлифа. Отчего-то все это вдруг вспомнилось Тому, когда он стоял в Ларшанском соборе, разглядывая его тускло-кремовые стены.

В соборе они оказались единственными посетителями. Туристы сюда заглядывали нечасто, и можно было не опасаться, что Фрэнка кто-нибудь узнает. Совсем иное дело — замок в центре парка, туда обычно приезжали со всего света, к тому же Фрэнк наверняка его уже видел.

У входа в киоске, покинутом продавцом, Фрэнк выбрал несколько открыток с видами собора. Он бросил в деревянный ящичек положенное количество монет, а затем, недолго думая, высыпал туда же всю оставшуюся мелочь.

— У вас в семье принято посещать церковь? — спросил его Том, пока они по крутому булыжному спуску шли к машине.

— Не-ет, — протянул Фрэнк. — Отец всегда говорил, что религия — это признак культурной отсталости, а на мать она нагоняет тоску. Она терпеть не может, когда нужно что-то делать из-под палки, что-то такое, в чем она не видит смысла.

— У твоей матери роман с Тэлом?

Фрэнк удивленно взглянул на Тома и, усмехнувшись, повторил:

— Роман? Не знаю, может быть, но по ней не скажешь. Она никогда не наделает глупостей, она же в прошлом была актрисой и, по-моему, может хорошо сыграть не только на сцене, но и в жизни.

— Тэл тебе нравится?

Фрэнк пожал плечами: