Читаем Тот, кто стоит за плечом полностью

Удивительно, но проделка эта очень долго сходила ребятам с рук. И еще более удивительно, что первый скандал разразился именно благодаря тому, с кого и началось это поветрие. Однажды утром Мишка Гравитц опоздал на занятия – конкретно так опоздал, почти на пол-урока. Ему не повезло: дежурил в тот день Марат. Будь на дежурстве другая смена, может, еще удалось бы как-то проскочить. Но Марат оказался непреклонен. Проспал – иди дальше спи, придешь ко второму уроку. А во время занятий никого в школу пускать нельзя, распоряжение директора.

Мишке же совсем не хотелось возвращаться на улицу, где моросил мелкий, уже по-осеннему затяжной дождь. Он стоял перед Маратом, бывшим выше его почти на голову и вдвое шире в плечах, и препирался с ним, заранее, впрочем, понимая, что эти препирательства ни к чему не приведут.

И как раз в это время в холле появился директор Роман Владимирович, очевидно, куда-то заехавший с утра по своим важным директорским делам и пришедший на работу без пяти девять.

– Что у вас тут такое? – почти механически осведомился он, торопливо проходя мимо.

– Да вот, – отвечал Марат, – Гравитейшен на урок опоздал. А я его не пускаю, согласно вашему распоряжению.

Директор даже остановился.

– Как ты его назвал? – удивился он. Роман Владимирович преподавал в старших классах физику и хорошо знал всех ребят по фамилиям и именам.

– Дык это… По фамилии. – Марат, чуть растерявшись, кивнул на беджик Миши.

Удивленный директор обратил взор туда же, не поверил своим глазам, снял дорогущие очки-хамелеоны в модной оправе и снова прочитал по слогам:

– «Гра-ви-тей-шен»! Это что такое? – строго спросил он.

Миша только плечами пожал.

– Ну, это… Шутка.

– Чтоб я больше таких шуток не видел! – весьма грозно произнес директор. И торопливо надел очки. Может быть, для того чтобы спрятать глаза за дымчатыми стеклами. Потому что глаза, несмотря на суровое выражение лица, улыбались. Директор был молод, ему не исполнилось и сорока. И он еще помнил собственные проделки…

А через день ребята из одиннадцатого «Б» курили за школой. Не на пятачке, а подальше, там, где от асфальтированной площадки к железобетонной ограде больницы тянулся школьный сад – десятка полтора старых извилистых яблонь, которые, казалось, специально когда-то обрезали, чтобы на них легче было залезать ребятне. Ни одного яблока на ветвях, разумеется, не было – их еще до начала учебного года собирали вечерами старушки из окрестных домов.

Мишка показывал ребятам растяжку. Растяжка у него действительно была отличная, пять лет занятий восточными единоборствами давали о себе знать. Он задирал ногу почти до вертикали и наносил два-три удара по веткам яблонь, твердо стоя на другой ноге. Занятый этой демонстрацией, он не заметил, как рядом оказался Марат.

– Ого, шестой дан, черный пояс! – проговорил он то ли с восхищением, то ли с издевкой.

Ребята напряглись – что охраннику от них надо? Гравитейшен опустил ногу, несколько раз подпрыгнул, разминаясь, как перед атакой.

– Давай отойдем в сторонку, типа поговорим, – предложил ему Марат.

Они отошли шагов на десять, встали друг против друга.

– Слушай, Гравитейшен, – негромко и дружелюбно проговорил охранник. – Ты это… Ну, в общем, извини, что я тебя попалил. Не хотел, правда.

– Да ладно, – махнул рукой Мишка.

– Без обид?

– Ясный пень.

– В общем, знай, – сказал охранник. – Если тебе что-нибудь понадобится – ну, помощь там какая, поддержка, хоть в школе, хоть вне школы, – можешь рассчитывать и на меня, и на наших ребят. Понял?

Гравитц кивнул.

– Ну а если нам что понадобится – мы тогда к тебе тоже типа с просьбой. Не откажешь?

Миша мотнул головой.

– Ну и лады. Давай пять.

Марат протянул огромную лапищу, Мишка пожал ее, стараясь, чтобы рукопожатие вышло как можно более крепким. Но с тем же результатом он мог бы сжать стальную рельсу. Марат улыбнулся ему, поднес ко лбу два пальца и резким движением отдернул их – так в американских боевиках отдают друг другу салют супергерои.

– Гравитейшен!

Повернулся на каблуках и пошел прочь.

– Ну, чего он? – подскочили к Мише ребята.

– Вроде как извинился, что меня подставил. – По всему виду Гравитца было ясно, что его так и распирает от гордости.

– Ну и правильно. Значит, хороший мужик.

– Мне он всегда нравился…

С тех пор, когда Миша Гравитц попадал в поле зрения Марата, он становился во фрунт и с неизменным «Гравитейшен!» отдавал американский салют. Тот в ответ тоже щелкал каблуками, делал ответный жест и в такт охраннику выкрикивал:

– Робеспьер!

Марату это явно нравилось.

Вот и сейчас он едва заметно улыбнулся – не так, как на подкол Снежной Королевы, а почти по-человечески… Но тут же лицо Марата дрогнуло, рот исказился волчьим оскалом, а глаза на миг заволокло пеленой ненависти – в школе появился он, звереныш Александр Николаевич Сазонов, сын человека, которого Марат мог со всеми основаниями благодарить за свое нынешнее положение.

«Не сейчас. Месть – это блюдо, которое едят холодным», – напомнил себе Марат.

* * *

В понедельник Санек летел в школу словно на крыльях. У двери торчал Марат, дернувшийся при появлении Сашки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Капризы судьбы

Ловушка для вершителя судьбы
Ловушка для вершителя судьбы

На одном из кинофестивалей знаменитый писатель вынужден был признать, что лучший сценарий, увы, написан не им. Картина, названная цитатой из песни любимого Высоцкого, еще до просмотра вызвала симпатию Алексея Ранцова. Фильм «Я не верю судьбе» оказался притчей о том, что любые попытки обмануть судьбу приводят не к избавлению, а к страданию, ведь великий смысл существования человека предопределен свыше. И с этой мыслью Алексей готов был согласиться, если бы вдруг на сцену не вышла получать приз в номинации «Лучший сценарий» его бывшая любовница – Ольга Павлова. Оленька, одуванчиковый луг, страсть, раскаленная добела… «Почему дал ей уйти?! Я должен был изменить нашу судьбу!» – такие мысли терзали сердце Алексея, давно принадлежавшее другой женщине.

Олег Юрьевич Рой

Современные любовные романы / Проза / Современная проза
В сетях интриг
В сетях интриг

Однажды преуспевающий американский литератор русского происхождения стал невольным свидетелем одного странного разговора. Две яркие женщины обсуждали за столиком фешенебельного ресторана, как сначала развести, а потом окольцевать олигарха. Павла Савельцева ошеломила не только раскованность подруг в обсуждении интимных сторон жизни (в Америке такого не услышишь!), но и разнообразие способов выйти замуж. Спустя год с небольшим господин сочинитель увидел одну из красавиц – с младенцем и в сопровождении известного бизнесмена. Они не выглядели счастливыми. А когда в их словесной перепалке были упомянуты название московского кладбища и дата смерти жены и детей, в писателе проснулся дух исследователя. В погоне за новым сюжетом Савельцев сам стал его героем…

Олег Юрьевич Рой

Современные любовные романы / Проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги / Драматургия