Если люди любят друг друга по-настоящему, они угадывают малейшее желание любимого человека, знают, что ему нравится, а что нет, что он хочет и чего не хочет. Когда я пришел, вещи уже были уложены. Мы сдержанно попрощались, и я проводил ее к машине. Вернувшись, надел пальто и решил побродить по улицам, развеять тоску. Сунув руку в карман, вдруг обнаружил там сверток с ореховой халвой, которую любил с детства. Она это знала... Так произошло наше немое прощание. Мы оба наделили друг друга любимыми сластями...
Пути-дороги увели Айшу от меня далеко-далеко...
Прошло много лет. Мы пережили великую войну, ничего не зная друг о друге и, пожалуй, давно уже не интересуясь друг другом...
Недавно я вернулся из Москвы в родную Абхазию. Как-то в высокогорном селе Отхара встретил доброго знакомого, и он повел меня к себе переночевать.
Домик его стоял на горе, и к тому же на очень высоких столбах. Мы поднялись по лестнице на тянувшийся вдоль всего фасада просторный балкон.
— Тебе, наверно, мало было горы — ты и дом свой поставил на такие высоченные сваи! — пошутил я.
— Отсюда лучше видно море, — просто ответил он.
Затем, удобно устроившись на балконе, мы перешли к разговору о делах и планах здешнего колхоза.
Наступил вечер. В небе уже серебрилась луна, освещая деревья и узким мостиком прорезая дальнюю морскую гладь.
Вдруг вечернюю тишь неожиданно нарушили звуки рояля. Из соседней комнаты послышалась мелодия... "Симфония о Рице". Все всколыхнулось во мне. Показалось, что совсем близко, где-то рядом, играет Айша...
С замиранием сердца я спросил приятеля:
— Кто это играет, кажется, здесь, за стеной?..
— О-о, это лучший бригадир нашего колхоза! Ее бригада по цитрусовым получила недавно большую премию и медаль на московской выставке. Она к тому же, как слышишь, чудесно играет. Муж ее руководит птицефермой в колхозе. Между прочим, та половина дома принадлежит им. Если хочешь, я познакомлю тебя с этой милой четой. Они очень гостеприимные люди...
Волнение мое усилилось. Я не стал задавать больше вопросов.
Попросив разрешения, приятель ввел меня в комнату к соседям и представил. Сердце и слух меня не обманули: едва только я перешагнул порог, мои глаза встретились с глазами Айши!.. Прошло больше двадцати лет, но, мне показалось, она совершенно не изменилась. Любовь с прежней силой вспыхнула во мне, и я невольно вздрогнул. Вздрогнула и она...
Извинившись за неожиданное вторжение, я сказал, что виной всему "Симфония о Рице", которую всегда любил и продолжаю любить.
— Прошу вас, сыграйте еще раз! — попросил я.
— С удовольствием! — ответила она, сев за рояль. Играя, она тихо напевала знакомую мелодию.
— Я люблю эту чудесную симфонию, — сказала Айша, кончив играть, и добавила с грустью: — И, очевидно, буду любить ее до конца моей жизни.
Только мы двое поняли смысл этих слов. И это навсегда останется нашей тайной. Так тому и быть...
Дача Федорова.
Перевод автора
Кто, будучи в Гагре, не восхищался красотой дачи Федорова, одной из лучших дач на прославленном курорте!
История дачи не лишена интереса.
В конце двадцатых годов один известный, весьма уважаемый в нашей стране работник, нет надобности называть его имени, очень серьезно заболел. Болезнь почек, по-видимому, оказалась слишком запущенной. Подполье, тюрьма, ссылки, гражданская война, а затем непрерывная, изматывающая работа по восстановлению хозяйства молодой Советской республики, словом, лечиться времени не было. На консилиуме врачи беспомощно развели руками. Больного ожидал смертельный исход. Кто-то из профессоров вскользь высказал мысль о возможности операции, но тут же заявил, что надежды на успех мало: такая операция считалась очень сложной.
Участники консилиума все же решили немедленно везти больного за границу. В пути его сопровождали жена, лечащий врач и близкий друг — земляк из Абхазии.
Вначале больного привезли в Берлин и поместили в пользующейся мировой известностью клинике профессора Брандта. Однако лучшие немецкие хирурги отказались взяться за эту рискованную операцию. Тогда, по их совету и в сопровождении одного из них — профессора Замерсбаха, больного повезли дальше, в Париж, в клинику французского академика Эмберга. Здесь также был созван консилиум из числа знаменитейших хирургов Франции. На консилиум пригласили и видных специалистов из Рима и Лондона.
Тщательно исследовав больного, медицинские светила Запада пришли к общему выводу, что вряд ли найдется хирург, который сумел бы с полной надеждой на успех сделать такую редкую операцию.
— Впрочем, — подумав, произнес академик Эмберг, — такой человек есть... После смерти гениального Белля успешно осуществить такую операцию смог бы только один-единственный человек...
— Кто же он? Кто? — раздались вопросы.
— Не Федорова ли вы имеете в виду? — спросил хирург Каспер. — Да. Я говорю именно о нем, о Федорове, — подтвердил Эмберг. — Я считаю его лучшим знатоком топографической анатомии. Его последняя книга "Хирургия на перепутье" и прошлогодняя, ставшая сенсацией, операция почек, которую он произвел в Лондоне, подтверждают это.