Тот, кто умрет

Он кивает, высовывает кончик языка и облизывает верхнюю губу. Берет палочку в правую руку, просовывая ее меж пальцев. Не заметно, чтобы ему было больно или трудно это делать. Значит, залечился.

Вместо того чтобы коснуться палочкой купола, он притрагивается ею к желобку в полу и произносит:

– Купол, растворись.

Купол тут же становится матово-белым, точно молоко, разжижается, начиная сверху, и стекает в желобок, который заполняется до краев и превращается в сверкающую, блестящую лужу. Бутылки в двух шагах от меня, ждут, когда я их уничтожу.

– Принеси мне бутылку, – командую я.

Уолленд мешкает, потом перешагивает через канавку с молочной жидкостью, медленно поднимает обе руки вверх и осторожно зажимает верхнюю бутылку между изуродованными ладонями. Выглядит он при этом уверенно, как человек, который знает, что делает, но, возвращаясь ко мне, снова съеживается. Бутылка заткнута пробкой, к ней привязан ярлычок с именем. Наверное, это имя Охотницы. Внутри лежит клочок татуированной плоти. Я беру бутылку и разбиваю ее об стол. Ничего не происходит.

Похоже, что купол существует для охраны и защиты бутылок. Некоторые бутылки внутри пирамиды еще невидимы, но, мне кажется, если их разбить, то связанные с ними Охотники потеряют способность становиться невидимками. Есть лишь один способ это выяснить. Я выхватываю у Уолленда палочку, чтобы он ничего не сделал с куполом, пока я буду внутри, подхожу к пирамиде и нащупываю одну из невидимых бутылок ближе к вершине. Она там, только ее не видно. Я вытягиваю ее из пирамиды и бросаю на пол. И тут же появляются осколки, а среди них лоскут кожи и ярлык. Значит, если разбить бутылку, чары исчезают. Так просто. Все, что от меня требуется, это перебить бутылки, и армия Сола перестанет быть невидимой. Одним ударом я смахиваю весь верх пирамиды на пол, бутылки бьются, и сквозь этот грохот до меня доносится голос Уолленда:

– Купол, сгустись. – Я оборачиваюсь и вижу, как он стоит против меня, сильный и гордый, а между нами поднимается и крепнет молочно-белая стена, и я пробую прорваться через нее, но не успеваю. Купол уже сложился и затвердел. Потом он становится прозрачным, и я снова вижу Уолленда: он стоит снаружи и победоносно ухмыляется мне.

Но палочка еще у меня, и я показываю ее ему.

– Обычная палка, – говорит он. – Я пытался превратить ее в волшебную, но ничего не вышло. Просто прутик, и все.

Я прикасаюсь им к основанию купола и со всей доступной мне выразительностью – а эмоции у меня сейчас прямо хлещут через край – произношу:

– Купол, растворись.

Ничего не происходит, только ухмылка Уолленда становится шире.

Он говорит:

– Купол признает лишь двоих хозяев, Сола и меня. Он не станет делать то, что ты ему скажешь.

Я беру из пирамиды еще две бутылки и швыряю их в купол. Он реагирует точно так, как если бы его ударили снаружи, – мутнеет на миг в месте удара, потом снова становится прозрачным.

– Я разобью все бутылки, – говорю я.

– Значит, все Охотники будут теперь видимы, но Охотниками они быть не перестанут. А ты по-прежнему останешься у меня в плену.

Что ж, пусть лучше Альянс воюет с видимыми врагами, чем с невидимками, – я набрасываюсь на пирамиду бутылок и пинками посылаю их изнутри в купол. Буря стекла поднимается вокруг меня, но купол не обнаруживает никакой слабости.

Наконец все кончено – не осталось ни одной целой бутылки. Я тяжело дышу от ярости и обиды, стоя на осколках стекла и лоскутьях кожи и наблюдая, как светлеет купол у меня над головой. Уолленд тоже стоит на прежнем месте и ухмыляется мне. Я думал, он воспользуется моментом и сбегает за помощью, но он, видно, не торопится. Уверен, гад, что я никуда не денусь.

Он садится на стул и смотрит на меня.

– Ты превратил свой дом в настоящий ад. – Он улыбается. – Сол был бы рад увидеть тебя здесь. Он тебя ждал, был уверен, что ты придешь, но я испытываю большой соблазн не говорить ему ничего, пока у тебя не кончится весь воздух. Думаю, его хватит на несколько часов. Ты долго жил в клетке, а остаток своих дней, вернее, часов, проведешь под куполом.

Я ругаюсь на него матом.

– Сол думает, что от тебя может быть толк в нашем деле, но… – он поднимает вверх обе руки, – я лучше знаю, с кем имею дело: ты просто злобный Черный Колдун, такой же, как твой отец.

– Хочешь знать, что такое зло? Сейчас увидишь. – И я выхватываю из ножен Фэйрборн и со всей силой, какая у меня есть, набрасываюсь на купол. Там, где острие ножа ударяется в прозрачную стену, она на мгновение мутнеет, а потом отбрасывает меня назад, и я приземляюсь среди осколков, которые хрустят подо мной, хотя на ощупь кажутся мягче пуха. Я встаю и снова берусь за Фэйрборн.

Уолленд подходит ближе и начинает внимательно меня разглядывать. Думаю, от него не укрылось, что на мне нет ни царапины.

Я делаю шаг, чтобы оказаться прямо напротив него, и снова наношу удар в купол. Моя рука с ножом отскакивает от него.

Он говорит:

– Ты зря тратишь время. Тебе не вырваться. Это невозможно. Магия слишком сильна.

Теперь я ухмыляюсь ему и спрашиваю:

– Спорим?