Читаем Тот самый полностью

Наткнувшись в шкафу на тонкую рубашку в полоску, я накинул её и стал застёгивать пуговицы, оставляя воротничок расстёгнутым. Дверь со скрипом медленно отворилась, и я развернулся, готовясь столкнуться лицом к лицу с самым страшным кошмаром. Когда комната озарилась новой вспышкой света, я разглядел лицо Кира, которое будто светилось белой маской. Резко очерченные тени на лице выделяли высокие скулы. Сердце пропустило быстрый удар и вернулось к прежнему ритму. Опасность миновала.

– Как насчёт экскурсии по дому с призраками?

Он опёрся плечом о дверной косяк и внимательно посмотрел на меня. Не то чтобы я отчётливо видел его лицо, но такие вопросы, как мне казалось, задаются исключительно с внимательным взглядом. Я захлопнул дверцу шкафа чуть громче, чем следовало, и тихо выругался. Звук хлопка дерева о дерево растворился в густом воздухе.

– Как насчёт экскурсии до входной двери и нафиг отсюда?

– Очень заманчи…

В коридоре послышался шум. Шаги. Шаги уверенные и неспешные, совсем непохожие на быстрые шаги Алисы, переходящие в бег. Я давно научился различать маму и Алису по скрипу половиц. Я быстро втянул Кира в комнату за футболку и закрыл дверь, лихорадочно соображая, что делать. Лучшим вариантом мне показалось выпрыгнуть в окно и больше никогда не появляться в доме на Черепаховой горе. Я метнул растерянный взгляд на Кира.

– Встань здесь! – я потащил его к шкафу, но тут же остановился. – Нет, не поместишься… Сюда! – я поставил Кира у стены так, чтобы в случае чего отворившаяся дверь полностью закрыла его. – Просто молчи, – объяснил я шёпотом, заметив его растерянный взгляд. – И не шевелись.

– В чём дело?

– Дракон проснулся и готов поджарить любого на своём пути. Тихо, – я приложил палец к собственным губам и взглянул на Кира, желая убедиться, что тот меня понял. Он кивнул.

Пока шаги приближались к моей двери, я успел скинуть с себя рубашку и замотаться в простыню. Я уповал на темноту. Возможно, так себя ощущает человек в падающем лифте, осознавая неизбежность. Когда раздался тройной стук, я сделал вид, что вскочил с кровати, громко топая, и подбежал к двери, немного приоткрыв её. Я бы мог выйти в коридор, но мама сочла бы это странным, к тому же на мне были надеты джинсы. Прокрутив в голове все варианты, я осторожно открыл дверь, изображая сонливость.

– Ма?

Голос получился слишком хриплым и неестественным, мысленно я уже расправился с собой всеми способами, начиная с гильотины и заканчивая гуманным умерщвлением через инъекцию. Не зря говорят, что если должно случиться что-то плохое, оно обязательно случится. Я надеялся, что Алиса успела замести следы. По маминому голосу я пытался понять, видела ли она Алису или нет.

– Что такое?

– Меня разбудил гром. Давно такой погоды не было… – она стояла в коридоре как призрак, сложив худые руки на груди. Казалось, будто она сильно замёрзла.

– Точно. Гадская погода, – с сонной улыбкой подтвердил я.

Сбоку от себя я ощутил лёгкое шевеление, словно тень отделилась от обоев. С абсолютно непроницаемым лицом я нажал на дверную ручку, слегка придавив Кира к стене. Я почувствовал мамин взгляд. Она молча разглядывала моё лицо, пока не шагнула к порогу. Капли пота выступили между лопаток. Я ощущал себя канатоходцем. Или человеком, прыгнувшим в пропасть без страховки. Где же Алиса?

– Я услышала странные звуки и подумала, что могло выбить пробки. Или замкнуть. У тебя всё в порядке? Ты ничего не слышал?

– Да-да, – слишком быстро закивал я, вскидывая брови. – Всё нормально. И я ничего не слышал. Может, крысы?

– Чтоб мне сдохнуть, если это так, – я почувствовал, как к лицу приливала краска. Мама никогда не выбирала выражений. – Я их недавно перетравила. Не боишься?

– Ма, ну я же уже не маленький, – я улыбнулся и покачал головой. Тёмные завитки упали на лоб, и я сдул их.

– А в детстве, только услышав гром, сразу бежал ко мне под одеяло.

Прямо сейчас я готов был провалиться под землю или навсегда исчезнуть. Щёки покраснели, и я в который раз поблагодарил темноту: она прятала мой стыд. Снова почувствовав шевеление рядом с собой, я сильнее надавил на дверную ручку, а когда до ушей донёсся тихий, едва различимый смешок, я закашлялся. Замаскировав смешок Кира кашлем, я взволнованно посмотрел на маму.

– Это было давно…

Моё волнение она приняла за страх перед грозой.

Адреналин щекотал горло, и мне на мгновение даже понравилось это ощущение.

– Ты прав. Я выпила снотворное, и ты тоже постарайся уснуть, ладно?

– Конечно, – для убедительности я зевнул. – Уже практически сплю.

Мама развернулась и зашагала по коридору, растворяясь в густой темноте. Когда я начал закрывать дверь, мама окликнула меня, и моё сердце превратилось в пульсирующий страх. Начавшаяся гроза показалась бы глупой шуткой по сравнению с маминым гневом, если бы она увидела Кира или Жеку. Если бы она поняла, что я врал.

Может быть, она уже поняла?

Ладони вспотели.

– Да?

– Спокойной ночи, Матвей.

Иголки страха, вонзившиеся в сердце, растворились, и я спокойно выдохнул, стараясь ничем не выдавать облегчение.

– Спокойной ночи, ма.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная премия «Электронная буква»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза