Тот самый

У ее ног крутился Гораций, выпрашивая лакомство. Она погладила его, оставляя белый след муки на спине.

– И не опаздывай!

– Ты не забыла, что ужасно готовишь? – Я усмехнулся.

– Я отвлеклась всего на минуту!

– И чуть не спалила весь дом. – Я коротко хохотнул. – А сковородку с намертво прилипшей едой пришлось выбросить.

Довольный собой, я взглянул на маму.

– Ты отвратительный сын, я не хочу тебя больше видеть. Убирайся в школу. – С улыбкой она разгладила складки на грязном фартуке. – Но все же не опаздывай…

– Будет сделано.

Улица обдала меня свежей прохладой. Я теплее укутался в ветровку и сел на велосипед. Я ехал по опавшим листьям, выпуская ртом белые облачка пара. Осенний холодок медленно просачивался под одежду. Заехав в парк, я остановился и прислонил велосипед к дереву. Рядом стояла скамейка, но я не садился: нервно ходил, подбрасывая мыском ботинка желтые листья. Казалось, нервная дрожь мамы передалась и мне.

Я взглянул на дисплей телефона и сунул его в карман, подув теплым воздухом на замерзшие руки. Похоже, сегодня я собирался пропустить первый урок.

– Привет.

Я обернулся на голос.

– Привет.

– Я скучаю по лету.

– Осень тоже бывает неплохой.

Кир бросил велосипед рядом с моим и остановился передо мной. Веснушки на лице потускнели, а волосы стали чуть темнее. Летний загар по-прежнему держался на его коже.

– Привет, – снова повторил он, протягивая мне руку.

– Привет, Кир. – Я шутливо пожал его холодную ладонь.

– Привет?

– Ты издеваешься?

Я улыбнулся.

– Разве совсем немного…

Он подошел ко мне, и я ощутил на щеке холод его губ.

– Фу, какой холодный, – наигранно скривился я, но не отстранился.

– Может быть, пошлешь меня? Ну, как ты это любишь…

– Может быть, и пошлю, – серьезно сказал я, взъерошивая его светлые волосы. – Мама сегодня организовывает ужин. С мистером N.

– Которому ты разбил окно… – учтиво напомнил Кир.

– И разобью снова, если он обидит маму, но ей лучше этого не знать. Ты хочешь прийти? Вкусный ужин, правда, не обещаю.

– Непременно подумаю над твоим предложением.

– Уже подумал?

– Нет.

– А теперь?

В отражении черных зрачков я видел себя.

– Все еще нет…

– Может быть, сейчас?

Кир выгнул бровь и подпер кулаком подбородок, изображая задумчивость. Я, подловив момент, уронил его в кучу пожухлых листьев. Когда мне почти удалось скрыться с места преступления, Кир поймал меня за щиколотку, и я рухнул на землю. Через мгновение солнце погасло – Кир навис надо мной и заслонил его. Я мягко поцеловал его, ощущая под губами мурашки от прохладного ветра, и опустил пальцы на скулу.

– Ты подумал?

– Да.

– И какой ответ?

– Я уже ответил.

Кир провел холодными пальцами по подбородку к шее, и я вздрогнул от щекотки. Я увернулся, и Кир нахмурился.

– Я кое-что должен тебе.

Кир молчал, глядя на меня с недоверием.

– Закрой глаза.

Он все еще смотрел на меня.

– Пожалуйста, закрой глаза.

Помедлив секунду, он закрыл глаза, и я улыбнулся. Я взял его руку и перевернул ладонью вверх. В сердцевину ладони опустился нагретый металл. Я сжал пальцы вокруг металла, и Кир открыл глаза.

– Привет, – коротко сказал я.

Кир разжал пальцы и увидел орлиное перо на шнурке, высеченное из меди. Мне понадобился месяц, чтобы отыскать в сувенирных магазинах подобное перо. Кир провел рукой по зубьям пера и надел кожаный шнурок на шею.

Медь блеснула у него на груди. Он поцеловал меня, и я почувствовал тепло, так непохожее на осенний холодный ветер.

– Один подвиг – одно перо.

Крепко держась за руль, я не мог перестать думать. Желтые листья шуршали под колесами велосипеда. Это лето кое-чему меня научило: любовь – не просто слово из шести букв. Мы любим отцов и матерей, любим друзей; иногда, в особенно хорошие дни, мы любим всех людей на свете. Порой любовь оставляет невидимые шрамы, но только она способна исцелить наши души, если довериться ей. Любовь, как говорила Элла, бывает разная. Глядя в мутные глаза, затянутые катарактой, я пытался понять ее, но понял только сейчас.

«Дорогуша моя, все мы для кого-то те самые люди, – шептала она, прикуривая сигарету. – Самые лучшие, самые любимые, самые-самые. И жизнь смотрится по-другому, когда мы находим того самого человека. Когда мы становимся теми самыми».

Я чувствовал холодок ветра, бьющего в лицо. Сухие опавшие листья разукрасили землю. Я быстро крутил педали, ощущая приятную щекотку в животе от скорости. Кир ехал рядом со мной.

У любви нет границ и стандартов. У любви нет срока годности или штрихкода: мы не можем узнать, когда она закончится или испортится, как старый глазированный сырок. Когда дело касается любви, мы не можем знать ничего, и в этом кроется вся суть. Доверяясь любви, мы встаем на край пропасти. Бессмысленно прятаться от мира, ведь он все равно тебя найдет.

Я не знал, закончится ли наше общение с Киром завтра или не закончится никогда. Я ничего не знал о любви, и в то же время мне было все о ней известно.