Тот самый Янковский

– Но я не до такой степени хорошенький, что не могу попробоваться на роль Каренина. А что, Каренин чудище какое-то, одноглазый горбун? Что за ерунда? Почему? Нет, ты что, собираешься меня попробовать или не собираешься?

– Конечно! Да, Олег, конечно, я собираюсь тебя попробовать!

Все, кому я тогда об этом сказал, говорили: «Ну, ребята, это несерьезно! Ну какая дура от Олега Ивановича Янковского уйдет? К кому?»

Тогда пробовался сильный и очень странный состав. На роль Анны Карениной пробовалась Таня Друбич и замечательная, совершенно изумительная актриса, изумительный человек, изумительной красоты женщина – Ира Ветлицкая. На роль Каренина пробовался Петя Мамонов. Первый раз он предстал перед камерой, и это ему страшно не понравилось, Леня Филатов очень хотел… И я хотел, чтобы Леня попробовался на Каренина. И был Олег. Все были очень убедительны, но, как ни странно, в Олеге была какая-то исключительная личностная правильность по отношению к Каренину.

Когда мы уже заканчивали пробы, то, несмотря на столь блистательный список кандидатов, я остановился на Олеге. И Олег был так этому рад, как будто его утвердили на роль Сталина и Ленина одновременно во времена разгула культа личности. Он так радовался. Я даже удивился:

– Олег, а чего ты так радуешься?

– Ты что? У меня появилось дело, ради которого вообще стоит жить.

Он удивил меня своим отношением к Каренину. Я всё время думал на уровне: «Ну что там такое в Каренине?» – а Олег мне сказал:

– Ну как же? Это же поразительный… поразительный человек!

– Кто? Каренин?

– А что? Ты не понимаешь, что ли? Это поразительный человек. Все нервные пучки страдания, которые в романе распределены между разными героями, сходятся в нем. Он самый страдательный и изуродованный, самый чистый персонаж этого романа. Ты знаешь, у меня даже такое впечатление, что он в системе образов романа своего рода князь Мышкин.

– Кто, Каренин?

– Ну да, Каренин.

Меня это поразило, я понял, что для него это совсем не роль, а что-то значительно более серьезное и более важное. И мы начали подготовительные работы. Искали натуру, искали грим… И тут грянула первая постперестроечная «нейтронная бомба», которая рванула в нашем кино. И стали потихоньку вымирать живые объекты, при том что материальные ценности типа «Мосфильма» и здания «Останкино» оставались, а вот сами человечки как-то начинали слегка скукоживаться и исчезать. Естественно, это отразилось и на «Анне Карениной». Меня вызвал большой сторонник того, чтобы эта картина была снята, А.Н. Медведев, и сказал: «Понимаешь, в чем дело?! Конечно, мы дадим тебе денег на «Анну Каренину»! Но ты должен понимать – если мы дадим тебе денег на «Анну Каренину», то тогда мы должны будем, вынуждены будем закрыть все остальные кинокартины, которые находятся в производстве». Что никак не могло меня устроить, особенно в моем странном тогдашнем положении, когда я был председателем Союза кинематографистов России. Я представил себе хорошую такую общественную реакцию… да? Такие мечты о непротивлении злу насилием – закрыли всех, а денег оставили только ему. И я сказал: «Нет, Армен Николаевич, это невозможно, это никак невозможно». Он говорит: «Ну, тогда…»

Мы с Олегом поговорили:

– Олег, у нас тут с «Анной Карениной» закрывают… – говорю.

– И надолго?

– Пока не знаю, потому что дела хреновые.

– Только ты никакой другой фигней не занимайся. Нужно найти, изыскать возможность, как-то проломить башкой.

Но я, естественно, не стал говорить Олегу о том, что была возможность продолжать эту работу, но было невозможно использовать эту возможность.

Но жизнь продолжалась, я стал подписывать акты о списании средств, используемых на предподготовительные работы по фильму «Анна Каренина». И в том числе я подписал какую-то бумагу на ткани, которые были куплены на костюмы, а потом вспомнил, что несколько лет тому назад у меня был план снять картину о Тургеневе и Полине Виардо. Был заказ Центрального телевидения с французским каналом «Плюс». И вот тогда, когда мы несколько лет назад начинали фильм о Полине Виардо и Тургеневе, я первый раз позвал Олега работать. Я не помню – по-моему, ему тогда сорока лет не было или сорок, а в фильме в основном Тургенев-старик, уже в очень зрелом, том самом поэтически-серебряном возрасте, в котором мы все его знаем. И вот пришел Олег. А я плохо понимаю, что получится, каким будет актер в роли, если просто разговариваю с ним на общие темы. Я начинаю понимать, когда актер одевается в костюм, потом снимают фотокарточку. Я по фотографиям вижу – можно или нельзя снимать актера, может это получиться с этим человеком или нет. У меня свой такой немой фотографический кастинг.