Пришел Олег, которого я позвал попробоваться на роль Ивана Сергеевича Тургенева и сказал: «Да ты что, ты в своем уме, это же…» Я сказал: «Олег, подожди, я не в своем уме, никто не в своем уме, потому что начинают картину, огромную картину. Давай попробуем». Сроки были максимально сжатые. Я быстро написал сценарий. Мы пришли, надели на Олега сюртук и привели его к абсолютно гениальному гримеру, художнику-гримеру. Это Людмила Раужина, Люся Раужина, она тогда была еще совсем молодой, я работал и работаю с ней по нынешний день. Правда, они теперь называются визажисты. Кастинг, визажисты – вся эта, так сказать, хреновина международная типа: «А вы были на кастинге с визажистом?» Вот Люся как была, так и осталась выдающимся художником-гримером, художником по гриму. Люся подготовилась и абсолютно не испытывала никакого страха по поводу того, что из молодого Олега нужно сделать невиданного серебряного старца.
Они сели, я там болтался тоже. И на моих глазах начало возникать это действительно великое чудо преображения. Преображение обычного Олега – моего товарища, в абсолютно необычного и прекраснейшего серебряного старца, великого серебряного старца великой русской литературы. И часа через два я увидел своими глазами, что это, ну конечно, Тургенев. Мне еще даже такая идиотская мысль пришла в голову, я ее очень хорошо запомнил: «Ну абсолютно такой же, как Тургенев, только чуть-чуть лучше. Чуть-чуть…» Что может быть лучше в картине о Тургеневе, кроме самого Тургенева? Непонятно, но у меня эта мысль была. Он совершенно Тургенев, только чуть-чуть лучше. Я даже сам побоялся его снимать, хотя с 14 лет занимаюсь фотографией. Думаю, что сейчас как дуну, и все это развалится, разлетится. Не развалилось и не разлетелось. Я позвонил Юре Клименко – замечательному оператору и прекрасному фотографу. Пришел Юра, где-то у кого-то на бегу отобрал камеру фотографическую. Мы поставили Олега у стенки прямо в гримерной и сняли. Получилась действительно фантастическая фотография. Я до сих пор не могу выбросить ее из головы, потому что там стоит потрясающий совершенно человек. Я лично ничего не могу добавить к этой фотографии, когда думаю об Иване Сергеевиче Тургеневе.
И вот когда я подписывал всю эту сметную документацию на списание, мне вдруг пришла в голову выдающаяся мысль. Эпоха-то та же самая, костюмы те же самые. Может, как-нибудь продолжить Тургенева для того, чтобы сэкономить, чтобы не выкидывать подготовительный период по «Анне Карениной»? Это уже были совершенно рыночные соображения первоначального этапа строительства капитализма в России: не скомбинировать ли, так сказать, вообще все затраты по «Анне Карениной», не перенести ли? Только в «Анне Карениной» 100 персонажей, допустим, а здесь 5 или 6. Я пришел к Медведеву, говорю: «Смотри, тут такая ситуация, может быть попробовать продолжить «Тургенева»…» Он говорит: «О, это грандиозно! Тебе пришла в голову просто замечательная мысль. Да, да, конечно. Это и тебя ставит в какую-то новую, совершенно общественную ситуацию. Да, давай». Мы подписываем все бумаги, и вместо «Анны Карениной» мы возобновили «Тургенева». Снова сняли пробы, и в том числе, на мой взгляд, невероятную актерскую работу Олега Янковского. В этой пробе он слушает, как поет Виардо. Больше ничего. Он не произнес ни единого слова, но это огромное артистическое откровение этого великого мастера, великого мастера Олега.
Мы сняли ролик, показали его во всех инстанциях, в которых должны были это показать. Тогда еще кого-то интересовало, кто будет что играть, во что вкладываются государственные деньги и что из этого в результате получится. Была еще эпоха первоначальных романтических отношений к затрачиваемым на кинематограф государством деньгам. Сейчас вообще никого не найдешь, кто бы захотел взглянуть, чем хотя бы кончилась картина, на которую дали государственные средства. Сейчас нельзя найти такого человека. Ты ему: «Пойди посмотри картину». А он: «Зачем?.. Кто?.. Что я буду смотреть?..»