В искусстве нет хорошего и плохого. В нём не может и не должно быть стандартов. Есть только «моё» и «не моё». Остальное — шум.
— Доводишь себя до язвы? — усмехнулась знакомая художница, бросая взгляд на мои работы. Ещё одна «отказная» Лиознова. Бледная, нервная женщина в несуразных очках, делающих её похожей на стрекозу. Она создаёт восхитительные гравюры, вкладывая в них остатки зрения. Как она не прошла в тройку победителей, понятия не имею. Вернее, имею. Тьфу.
— Без самобичевания никак, — я вздохнула, заставляя себя выйти из пятого зала.
— И не говори, Ника. У меня так сильно голова разболелась, что еле вижу собственные работы, — пожаловалась она, потирая лоб.
— Осталось недолго, а потом выпьем в честь открытия.
— Боюсь, что я после первого глотка упаду под стол.
— Ты будешь в отличной компании, под столом и встретимся.
Кивнув, знакомая ушла, и я осталась одна.
Не хочу смотреть в сторону пятого зала, но голова непроизвольно поворачивается, и я слежу за потоком посетителей. Завтра не приду, послезавтра тоже. Поеду за город, куда угодно. Буду ходить по лесу и смотреть на природу, а не на человеческие лица.
Как же мне одиноко.
Как хочется чего-то невероятного, настолько волшебного, чтобы не думать ни о чём другом. Чтобы не думать о выставке.
— Видишь пожилую пару? Мужчина с тростью и женщина с блокнотом, — прошептал знакомый голос за спиной, и, ослабевшая после волнительного дня, я откинулась на грудь Резника.
Вот просто взяла и откинулась. Без приглашений и предупреждений.
Выдохнула, прикрыв глаза. У меня перерыв. Пусть пользуется мною, как хочет.
— Шшш, спокойно, расслабься, Ника. — Не удивившись моему поведению, Резник заботливо придержал меня правой рукой. Прижал к себе, поглаживая ладонью живот. — Довела себя до нервного срыва? Зря. Вот, слушай: эта пара зашла в пятый зал и протопала в конец, не останавливаясь. Направились прямиком к твоей абстрактной работе, «Взгляду издалека», и записали номер лота. Они стояли перед ней несколько минут, обсуждая, потом дамочка сделала снимок на телефон.
Это ничего не значит. Совершенно. Даже не говорит о том, что работа им понравилась. Они просто остановились. Просто записали номер и сфотографировали.
Я не хочу думать о выставке. Вообще.
— Не молчи, Ника! — Резник развернул меня лицом к себе. — Смотри на меня. Люди останавливаются у твоих работ, думают о них. Один мужик завис около металлического портрета, глядя на название. Кстати, как называется та работа?
— «Сильный мужчина». Портрет сделан из металла, символа мужской силы. Все думают, что металл — значит, прочно и надёжно. А на самом деле всё не так.
— Ты часто работаешь с металлом?
— Почти никогда, это проба со времён академии. Я предложила Арку три очень разных работы, чтобы посмотреть, какая привлечёт больше интереса.
Резник улыбнулся и провёл большим пальцем по моей щеке. Он отвлекает меня вопросами и вниманием, хочет, чтобы я не волновалась. Это… приятно.
— Расскажешь о своей жизни? — просит мягко. — Про академию, про друзей, про всё. Хочу наверстать упущенное.
Кончики его пальцев пробежались по скуле и спустились к углу рта.
— Расскажу. Потом.
Я потянулась губами к его ладони, как младенец, не растерявший безусловные рефлексы. Не хотелось больше подозревать, что он играет и что распустит слух о моей доступности среди бывших одноклассников.
Я не могу не рискнуть.
Прикрыв глаза, Резник выдохнул. Замер, с силой сжимая губы. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза светились.
— Ты останешься здесь до вечера? — спросил глухо.
— Нет, — соврала я.
— Остальные хотят пойти в бар.
— Да, я знаю.
— Ты хочешь к ним присоединиться?
— Нет, — соврала я.
— Тогда…
Резник провёл большим пальцем по моим губам, размыкая их и с нажимом касаясь зубов. Скользнул по кончику языка и, резко склонившись, заменил руку губами.
— Надоело быть хорошей девочкой? — спросил, щурясь.
— До ужаса.
— Тогда держись.
Держаться мне не пришлось, по крайней мере, не в том опасном смысле, который обычно вкладывают в это слово. Данила Резник оказался невероятно нежным любовником. И красивым, завораживающе красивым. Пока мы ехали в такси, он держал меня за руку и молчал. А я волновалась, дико. Что, если я скучна в постели? Опыта у меня мало, навыки стандартные, а Резник привык…
Я ничего о нём не знаю. Ни к чему он привык, ни что ему нравится.
Но мне не хочется его разочаровать.
Когда мы зашли в квартиру, Данила взял меня за руки и сделал глубокий вдох, словно готовился признаться в смертном грехе.
— Если тебе кажется, что всё происходит чересчур быстро, отбрось эти мысли, — сказал он срывающимся голосом. — Мы и так потеряли слишком много времени, чтобы теперь отвлекаться на сомнения.
Я не стала вдумываться в его слова, потому что меня поразила невероятная догадка: Данила Резник волнуется сильнее, чем я.
Бесшабашный бабник, повеса, популярный музыкант, он нервничал из-за предстоящей близости.
Не раздумывая, я приложила ладонь к его груди, невесомо поцеловала в губы и сказала:
— Тогда зачем тратить время на разговоры?