Тот самый одноклассник

Но от этого не легче. Боль гудит во мне, вертится под кожей, мешая спать.

Сложно пережить боль и потерю, но хуже всего, когда тебя гложет обида. Несправедливость. Судьба покарала меня несправедливостью. Данила не захотел мне поверить, не стал на мою сторону, а остальные подлили масла в огонь.

Надеюсь, что его родные вздохнули с облегчением. Конец Ники, меркантильной, лживой невесты.

Обиды было столько, что хватило бы на несколько невест, но я пережила. Пересидела дома, где можно быть собой.

Что меня спасло?

Вдохновение.

Оно выталкивает меня из постели в пять утра и держит на острие чувств далеко за полночь.

А вдохновения много, и имя его — Алексей Резник. Вернее, не он сам, а прощальная сцена, разыгранная в коридоре чужой квартиры. Я устала гадать, почему именно Алексей дёргает за творческие нити моей души. Ответов всё равно нет, зато есть вдохновение.

Двенадцать небольших картин разной формы — треугольники, овалы, квадраты. На каждой — фрагмент страсти. Ноги, обёрнутые вокруг его пояса. Побелевшие пальцы, вцепившиеся в сильную шею. Мои губы и его горло. Поцелуй. На трёх холстах — один поцелуй, разделённый на фрагменты страсти. Чёрное на белом (12).

Забравшись на стремянку, я повесила картины на стену в три ряда. Как и было задумано, вместе они сложились в асимметричную геометрическую фигуру страсти.

Наша минутная страсть была именно такой — чёрно-белой, неровной, с острыми углами и неожиданными округлостями. И она застряла в памяти, как репейник.

Сижу, смотрю на картины и пытаюсь понять, почему именно Алексей подстегнул моё вдохновение. Уже две недели я горю творческим огнём, вспоминая безрассудный поцелуй в коридоре чужой квартиры.

Это не влюблённость, а странность.

Я — творческий человек, паразитирующий на чужих эмоциях. Мне всё равно, чьих.

Наверное, мне всё равно.

Или нет.

Но факт остаётся фактом — после столкновений с Алексеем я пылаю. Взрываюсь вдохновением. Сначала картина на лестнице, потом кофейный портрет. В этот раз хватило на целую композицию.

Картины вписываются друг в друга, складываются в историю. Фрагменты страсти составляют единое целое. Но чего-то не хватает. Смотрю с разных сторон, меняю освещение — не помогает.

Нужен посторонний совет.

Мой сосед — скульптор по прозвищу Роден. Он прилично зарабатывает, вытачивая кухонные столешницы из камня, а свободное время проводит в своей студии, такой же крохотной, как моя, работая над очередной скульптурой, которая обязательно, непременно, вот-вот сделает его знаменитым. Раньше мы дружили, но с появлением Данилы дружба поостыла.

Приоткрыв дверь, Роден нервно глянул мне за спину.

— Где твой музыкант? — спросил, снимая маску и перчатки.

— Музыканта больше нет.

— Ооо. — Лицо Родена застряло между двух эмоций — радостью и сочувствием. — Совсем нет?

— Совсем. Когда будет минутка, загляни ко мне, нужен свежий взгляд.

Роден неуверенно покосился на дверь моей квартиры. Можно сказать, что они с Данилой не сошлись характерами, поэтому в последнее время мы почти не общались.

— А вы с ним давно… поругались? — спросил с опаской.

— Мы расстались две недели назад. А что?

— Тогда нормально. Я свободен, без проблем.

Содрав наколенники и отряхнув брюки, Роден последовал за мной, неся за собой облако пыли.

— Класс! — протянул он, усаживаясь на табурет и бросая взгляд на работы. — Горячо! С кем это ты так зажигала? — усмехнулся, подмигнув. — Явно не с музыкантом.

— Почему явно?

— Он красавчик, а те слишком любуются собой, чтобы забыться.

— Данила никогда не…

Возможно, Роден прав, по крайней мере, насчёт Данилы, насчёт других красавчиков не знаю. Но любовался Данила не собой, а мной. Он следил за мной, не отрываясь.

Роден ходил по квартире, вытворял те же трюки, что и я — менял освещение, перевешивал картины, но остался недоволен.

— Мне что-то не нравится, но я не знаю, что. То ли не хватает цветового акцента, то ли форма не та. Кстати, а где портрет твоего распрекрасного музыканта?

— Убран, — недовольно буркнула я и снова полезла на стремянку.

В дверь позвонили. Момент был, что называется, самый неподходящий, так как мы с Роденом в сотый раз перевешивали картины. Я балансировала на стремянке, а он притворялся, что держит её, и допивал второй бокал вина.

— Ты ждёшь гостей? — спросил натянуто, волнуясь о возможном возвращении Данилы.

— Только если налоговую инспекцию, — ответила отвлечённо, разглядывая картины. — Не могу я повесить поцелуй рядом с ногой, они никак не стыкуются. Эй, куда ты делся, я сейчас звезданусь отсюда.

Обернулась и проглотила следующие слова.

Рядом с Алексеем Роден смотрится весьма комично. Костлявый и высокий, он похож на жердь по сравнению с бойцовским телосложением третьего Резника. Но после двух бокалов вина моего соседа мало что смущает. Смело хлопая Алексея по плечу, он заявляет:

— У нас с Никой возникла творческая проблема.

— Мог бы и спросить, пускать его или нет, — пробурчала я, глядя на двенадцать доказательств того, что я не забыла о поцелуе Алексея Резника.

Какого чёрта он делает в моей квартире?