Тот самый парень из порно

Самые грязные истории на экране были самыми яркими. Я их тоже помнила, я тоже могла бы показать ему тайное кино на дне своих зрачков. Может быть, прямо сейчас и показывала, потому что улыбка Дэрила становилась все более провокационной, опасной и соблазнительной.

— К тебе… — проговорила я полушепотом, заранее сдаваясь.

Я ведь за этим приехала?

— Если хочешь, мы можем сначала выпить, — предложил он, вновь чуть сильнее прижимая меня к себе.

Я помотала головой. Не хочу туманить мозги, хочу помнить все так, как оно было на самом деле. Хочу естественных ощущений.

— Где ты остановился?

— В «Национале». Это близко.

Москва, "Националь"

Я не слишком-то разбиралась в географии Москвы, но про «Националь» все-таки знала. Помпезная гостиница в стиле модерн: все то, что можно представить себе при словах «фешенебельный отель». И еще слово «роскошный», его тоже нельзя было забыть. И «шикарный». И наверняка еще десяток изысканных синонимов, которые в полной мере могли бы отразить мою оторопь при виде представительных швейцаров, открывших нам двери, позолоченной лепнины на потолке, скульптур на входе, красных ковровых дорожек, прижатых к ступеням лестницы медными прутами, мозаик, чугунных завитушек, вычурных диванов, резных кресел и снова позолоты, позолоты, позолоты…

Выглядело это все ошеломительно и в полной мере соответствовало репутации отеля.

Я никогда не бывала в подобных местах, я даже в настоящий ресторан с белыми скатертями попала впервые лишь на своей свадьбе.

Пушистые ковры скрадывали шаги, откуда-то доносилось деликатное позвякивание бокалов, персонал поворачивался за нами как подсолнухи за солнцем, готовые уловить малейшее пожелание. Здесь все еще витал дух советского шика для элиты.

Дэрил его не чувствовал, а меня все прямо отталкивало — это не для тебя! Ты не нашего круга!

Но где-то на заднем плане все равно дребезжало ощущение, что вся эта лепнина с позолотой наклеена на прогнившие деревянные стены. Что под коврами прячутся вытертые ступени, мебель скрипит, а осенью, во время дождей, проступают на стенах влажные пятна.

В номере, куда Дэрил меня пригласил, ощущение стало еще сильнее. Огромная двухспальная кровать, лакированные столики, диван, обитый расшитым атласом, старомодный телефонный аппарат на письменном столе, тяжелые кисти пыльных бархатных занавесей. Словно истлевшие приметы «дорого-богато» начала двадцатого века попытались воссоздать в его конце, но как-то без энтузиазма, больше по воспоминаниям о роскоши советских времен.

Казалось, что в номере душно, но я не была уверена, что окна, из которых виднелась Красная Площадь, можно было открывать.

Дэрил обошел меня и заслонил выдающийся вид на Исторический музей еще более выдающимся видом. На себя. Напрочь выбив из моей головы размышления об эстетике упадка номенклатурных артефактов.

Провел руками по плечам, спустился на талию и приобнял, мягко поглаживая по спине.

Спросил:

— Чего-нибудь хочешь?

— Воды… — вытолкнула я сквозь пересохшие губы, ухватив взглядом стеклянную бутылку на столе.

Он отошел, неторопливо наполнил тяжелый стакан с толстым дном, протянул мне.

Его жесты, движения, даже вдохи и взгляды среди всей этой мертвой помпезности выглядили как праздник жизни, прорыв в другое пространство, где все настоящее, естественное — горячая кожа вместо мундиров, застегнутых на все пуговицы.

Стекло стукнулось о зубы, капли воды пролились на грудь.

У меня дрожали руки. И губы. У меня все дрожало.

Дэрил шагнул ко мне, вынимая стакан из пальцев, обнял, склонился, завоевывая мой рот на этот раз всерьез.

Отголоски кофе и мяты на его языке — словно его собственный вкус.

Уже привычный, еще незнакомый.

Я вцепилась в его горячие бицепсы, чувствуя шершавую ткань футболки под пальцами и поднялась на цыпочки, чтобы ему было удобнее целовать меня.

Сердце билось часто-часто, ладони вспотели — так сильно я волновалась перед сексом только в свой самый первый раз.

Было точно так же: страшно, неловко, — и неизбежно.

Дэрил неохотно оторвался от меня, напоследок медленно оттянув нижнюю губу и оставив на ней символический укус. Его поцелуи спустились ниже, на шею, рассыпались короткими ожогами, рассылающими волны мурашек по телу. Я выдохнула и еле слышно застонала, давая ему понять, что мне все нравится.

Я пришла сюда, чтобы лечь с ним в постель. Мы для этого и встретились. У меня есть второй и, думаю, последний шанс, чтобы потом не жалеть о несделанном. О том, что струсила.

На коже выступила холодная испарина, в животе скрутился тяжелый узел. Теперь я понимала, о чем пела Мадонна в «Like a virgin» — «словно девственница» — это вот так. Вот так страшно, вот так волнующе, вот так уязвимо.

Дрожащими пальцами я потянула футболку Дэрила из-под ремня. Он поднял руки, на несколько секунд выпустив меня из объятий, позволил ее снять. Четкие черные татуировки на его груди, казалось, жили своей жизнью — плыли корабли в штормовом море, водил хелицерами скорпион, извивались изломанные линии.

Если быстро раздеться, пути назад уже не будет.

Завертит, затянет, окунет в волну с головой.