— Ладно… — вздохнула я. — Асель, давай потом.
— Еще через две недели?
— Где-то так… — и отзвук печали мазнул меня прохладным хвостом по щеке.
Половина срока уже прошла.
Я выдохнула и села на скамейку. Валера как-то сразу успокоился, словно это и была его цель — усадить меня под клен и заставить любоваться сумерками города. Я потянула наушники, поморщившись, когда они выскользнули из ушей.
Валерка пока собирался с мыслями, задумчиво глядя в никуда. Я положила телефон на колени экраном вверх, чтобы сразу заметить пришедшее сообщение и следить за временем и терпеливо ждала, когда он будет готов.
Он был прав, я была ему должна ему этот разговор, и дело действительно касалось детей. Впрочем, не только их. Все же после двадцати лет брака люди становятся немножко родственниками и никогда уже до конца не бывают чужими.
Бывший муж щурился на зажигающиеся фонари, а я смотрела на него немножко со стороны. В первый раз, наверное, за очень много лет.
Глаза у него были темно-ореховые. Я еще помнила, как на солнце в них играют золотые искры. И помнила, как он смотрел на меня когда-то — с восхищением.
А я на него — с замиранием сердца.
Но дети, быт, привычка…
Искры погасли, сердце успокоилось.
Наверное, будь у меня в браке побольше свободного времени — и я бы тоже не устояла перед кем-нибудь новеньким и ярким. Коллегой, приятелем.
Почему нет?
Теперь-то можно сделать выводы, что я по сути та еще шалава. Вон как раскрылась при правильном уходе! Вдруг кто-нибудь нашел бы ко мне ключик — и уже я стала бы изменщицей?
Тем более, что секса у нас с Валеркой практически не было под конец.
Он, кстати, так и не сказал, сколько это все длилось до развода. Можно было выяснить у знакомых, но я не стала.
Какая разница?
Не хочу точно знать, сколько лет были ложью.
Сколько счастливых дней были отравлены его предательством.
— Что там Дашка тебе сказала? — поторопила я разговор.
Валерка перевел взгляд на меня.
Как будто сразу три лица накладывались на него — одно на другое.
Омерзительное обрюзгшее лицо изменщика и предателя.
Резкие, чистые черты парня, в которого я юной девчонкой влюбилась до одури.
И усталый взгляд мужчины, который объективно был все еще хорош в свои годы.
Не лучше Дэрила, нет.
Но на нашем безрыбье, если смотреть непредвзято, Валера уделывал всех моих знакомых того же возраста и даже младше.
Вот он, наверное, смеялся, когда я Володю себе завела…
— Дашка сказала, что ты счастлива.
— Это тебя так переполошило? — я подняла брови.
— В сочетании с тем, что до меня дошли слухи о голых мужиках в нашем доме…
— В моем. Квартира принадлежит моей маме, хочу напомнить.
— Да уж ты не давала мне об этом забыть, — он горько усмехнулся. — Что я там только гость.
— За двадцать лет всего пару раз сказала. В те моменты, когда требовались документы для бюрократических дел. Прямо ущемила тебя и квадратными метрами попрекнула!
— Я не о том… — покачал он головой. — Для мужчины очень важно чувствовать себя хозяином. Понимаешь? Тогда сразу включается забота, защита… любовь.
— А если не хозяин, то двое детей не повод для заботы? — раздраженно фыркнула я.
— Лиль. Я разве Дашку с Сенькой обижал когда? Сама знаешь, что дождался, когда уедут, только тогда все начал. Ты несправедлива.
Я склонила голову, признавая его правоту. О детях он заботился. Обо мне? Ну…
— На самом деле не это хотел сказать, — спохватился он. — Просто завелся, пока ловил тебя без твоего… поклонника. Долго ждать пришлось.
Ловил? Долго?
Что это за новости? Пока я тут гуляла с Дэрилом, за мной бывший муж оказывается по кустам следил. И еще как-то от своей Марины умудрился сбежать.
— Понимаешь, Лиль… — продолжил Валера. — Только не смейся. Я ведь тогда так привык к тебе, к этому спокойному, уютному даже счастью, что решил — это будет вечно. Это базовое что-то в моей жизни.
Он взял мою руку, а я от неожиданного поворота разговора даже не вырвала ее.
— То есть, ты завел любовницу, потому что все слишком хорошо было?
— Да, наверное, так. — он быстро взглянул мне в глаза и опустил голову. Я вырвала руку, он не стал удерживать, снова посмотрел куда-то вдаль сухими блестящими глазами. — Счастье казалось неотъемлемой частью жизни. А когда повело по Маринке — это стало праздником, добавкой. Так не терпелось, чтобы праздником стала вся жизнь… Только я же не понимал, что вот этого главного, базового — его тогда больше не будет. Оказывается, есть пирожные каждый день — не так уж прикольно, если тебе не двенадцать лет.
Я тихонько фыркнула.
Но задумалась. Я ведь как раз сейчас будто бы на диете из пирожных.
Только после голодовки, а не с жиру бешусь, как бывшенький.
Но Дэрил — это да, праздник, Луна-Парк, цирк-шапито. Скоро он свернется и уедет.
И мне снова голодать.
— Лиль, я…
— Ты — что? — я скривилась, не желая слышать то, о чем догадывалась.
— Давай с тобой хоть немного общаться, а? — предложил он. — Я понимаю, что сильно тебя обидел, но ведь нам было интересно друг с другом столько лет? Ты ведь тоже скучаешь по нашим разговорам, скажи?
— Немного… — вздохнула я.