— Любовь — это слишком сложно, — сказал Дэрил, не останавливаясь. — Я никогда не искал ее, меня устраивает моя жизнь такой, какая она есть. Просто делать то, чего мне хочется, не подводя под это какую-то серьезную базу. Лили, я бы хотел, чтобы ты сумела так же.
Мне очень надо было посмотреть ему в глаза, но он продолжал говорить и идти, и приходилось идти за ним, хотя я чувствовала себя невероятно растерянной.
Во всех моих историях, во всех чужих историях, в книгах, фильмах и даже играх признание в любви было вершиной, куда все стремятся.
После него все становится очень хорошо.
Ну, или очень плохо.
Но в любом случае старые проблемы уже не имеют значения. Это меч, разрубающий Гордиев узел. Почему с Дэрилом опять все не так?
Да, на самом деле я думала, что его ответ на мое признание будет ответом на все.
«Я тебя люблю — Я тебя тоже».
Пароль — отзыв.
«Будь со мной — Буду и изменюсь».
Почему этого не случилось?
Пенза, счастливый финал
Мы уже подошли к моему дому, и это значило, что надо решать — или подниматься с ним в квартиру, целовать, отдаваться, умирать от сладко-остро-горького удовольствия, и потом плакать, глядя на часы и отсчитывая этапы: вот он в такси, в аэропорту, в Москве, пьет кофе в зале ожидания, над Атлантикой… все.
Или все то же самое, но за вычетом секса.
Потому что нет, нет, нет никакого выхода!
— Дэрил, постой… — я потянула его за рукав, останавливаясь у той скамейки, где вчера выслушивала признания Валеры. Вот и я побывала на его месте. — Послушай меня, пожалуйста.
Он остановился и запрокинул голову к темному городскому небу, засвеченному заревом города. Оранжевый фонарь светил в его лицо сквозь ветви, тени ложились усталостью, резче обозначая морщины у губ и темные круги под глазами.
В сорок с лишним люди не такие страстные как в двадцать не потому, что больше не чувствуют так остро как в юности. А потому что на эту остроту уже не хватает сил.
На секс всю ночь хватает, а на выяснение отношений уже нет.
Я тоже устала. Так сильно, что искушение бросить это все к черту, сбежать домой плакать, пить и спать чуть не перевесило даже желание быть с ним рядом.
Отошла к скамейке, села на нее и посмотрела на Дэрила снизу вверх.
Такой красивый.
С юности девочкам внушали, что мужчина должен быть лишь чуть не страшнее обезьяны, вот и приходилось твердить себе: «С лица воду не пить» и ценить внутреннюю красоту.
Так странно, что на излете моего женского счастья мне досталось это чудо. По-настоящему красивый мужчина.
И, знаете что? Полную ерунду они внушали!
— Ты говорил мне, что я красивая и желанная, говорил, что не нужны позы и техники, чтобы нравиться, что я ценна такая, как я есть. Это было для меня странно и удивительно — не делать всего, что хочет мужчина, только чтобы удержать его. Не угождать ему. Просто быть. Ты сделал меня смелей и спокойнее, разрешил быть собой. Это было… такое волшебство.
Дэрил опустился передо скамейкой на одно колено, положил ладонь на мое бедро, и я почувствовала ее тепло даже сквозь плотные джинсы. Он был рядом. И хотя мне было ужасно тяжело и страшно все это говорить, то, что я говорила это — ему, делало все легче. Он поймет. Он хочет понять, а значит, поймет.
— Но сейчас ты как будто отнимаешь свой подарок назад. Ты требуешь от меня штуку посложнее, чем потерпеть анальный секс раз в месяц, чтобы муж был счастлив. Я должна вывернуться наизнанку, стать вообще другим человеком, если хочу быть с тобой. Принять то, что для меня нереально принять. Почему? Потому что ты сам меняться не хочешь?
Он посмотрел на меня как будто совершенно новым взглядом. Не то, чтобы я сказала что-то оригинальное, но почему-то это его задело. В глазах мелькнуло незнакомое выражение, ладонь напряглась на моем бедре.
— Как я должен измениться? — спросил он негромко, почти полушепотом. Хрипотца в голосе царапала нервы, но делала происходящее более искренним. — Бросить работу в порно? Мне придется уехать из Лос-Анджелеса, потому что больше ничем я столько заработать не смогу.
— Может и уехать.
— Куда? Переехать к тебе? — он подождал моего ответа, но не дождался. Мне тоже было сложно это себе представить. — Найти здесь работу? Кем, например?
— Ты ведь был кем-то до порно…
— Фитнес-инструктором. Считаешь, надо попроситься в спортзал тренером? Трахать клиенток в подсобках за их деньги. Или ты думаешь, личные тренеры зарабатывают как-то иначе? Нет, лучше учителем физкультуры! Буду лапать школьниц, подсаживая на турник. — Он говорил это с таким знанием дела, что стало не по себе. — Я не хочу, Лили. Ты извини, но здесь мне будет душно и темно, даже с тобой.
Вот так. Четко, ясно. И жестоко.
Зато без иллюзий.
— А говорил, тебе нравится наш город… Этот ваш американский снобизм, — фыркнула я. Шутила, конечно. Просто задело.
— Да какой снобизм, Лили! — он нахмурился. — Не в этом дело. Думаешь, твой город сильно отличается от провинциального американского городка, где я провел детство? Нет! Те же люди, которые боятся изменить свой устоявшийся быт, те же сплетни, то же ограниченное будущее.
— Как будущее может быть ограниченным?