Тот самый парень

Филипп говорит, что все будет хорошо, но язык его тела посылает совсем другое сообщение. Он слишком напряжен. Я вижу, что он крепко сжимает челюсти. Не могу понять, потому ли это, что авария была серьезной, или оттого, что он так злится на меня и не может со мной говорить.

– Давай просто доберемся туда, – замечает он, не отвечая на мой вопрос.

Офицер Майерс, которого теперь, когда он не светит мне фонариком в лицо, я узнаю, и правда играет в вифл-бол с моим папой. Кажется, его имя начинается на «Дж», как Джон или Джеймс, но все зовут его Печенькой. Не знаю, как они придумывают такие прозвища. Все жители маленьких городов, а особенно парни, которые играют в вифл-бол по субботам, имеют прозвища. Кажется, я помню, что слышала, как они называли его Печенькой, потому что в пятом классе он украл у соседской девочки-скаута коробку печенья и съел все содержимое.

Не знаю, почему думаю об этом сейчас. Я чувствую себя странно. Во мне пульсируют тонны адреналина. Какой-то части меня кажется, что я могла бы запрыгнуть на самое высокое здание и быстрее добежать до медицинского центра, но вторая моя часть онемела. Кажется, что я не могу двигаться. Меня словно парализовало.

Полицейская машина едет все быстрее, мигая, гремят сирены. Обычно я ненавижу звук сирен. Они всегда пугали меня, но по какой-то причине, может, потому что они не замолкают, их звук кажется почти убаюкивающим.

Я молюсь весь путь до больницы.

Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо. Уиу-уиу-уиу. Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо. Уиу-уиу-уиу. Пожалуйста, пусть с ними все будет хорошо.

Кажется, словно у сирен и моей молитвы есть ритм.

Я закрываю глаза. Возможно, мне снится дурной сон. Может, вся эта жуткая ночь – просто кошмарное сновидение?

Я пытаюсь заставить себя проснуться. Медленно открываю глаза и вижу, что Филипп смотрит из окна полицейской машины. На его лице оцепенение и испуг.

Так это все наяву…

Ладно. Мне нужно мысленно подготовить себя. Вести себя рационально. Что бы ни случилось, я справлюсь. Они явно сильно пострадали, раз их перевозили по воздуху. Но многие люди поправляются после серьезных аварий. Об этом все время говорят по телевизору. Сломанные кости срастаются, шрамы затягиваются…

С ними все будет в порядке. Все будет в порядке.

Впереди я вижу больницу. Мы почти добрались. Я чувствую руку на своем плече, поэтому склоняю к ней голову и прикасаюсь щекой. Я делаю долгий медленный вздох и заставляю себя расслабиться. Она меня успокаивает. Когда мы подъезжаем ко входу в отделение неотложной помощи, я поднимаю руку к моему плечу в поисках поддержки, но она касается только пушистого свитера.

Это странно. На мгновение мне показалось, что это рука мамы. Она всегда так держала меня за плечо. Но я качаю головой при этой мысли, потому что ее явно тут нет.

Я слышу, как Филипп благодарит Печеньку:

– Спасибо, что подвезли.

Черт. Ну вот.

Мы выбираемся из машины и проходим через двери отделения скорой помощи. Я сразу же замечаю папу Филиппа. Он ходит туда-сюда, ожидая нас, и выглядит не очень хорошо. Честно говоря, мужчина выглядит ужасно, словно только что плакал. Его грязная рубашка не заправлена, а волосы в беспорядке. И, боже, это не грязь. Вся его кофта забрызгана кровью.

Он был там, вспоминаю я.

– Как они? – сразу же спрашиваю я, когда он берет меня за руки.

Папа Филиппа закрывает глаза, делает глубокий вздох, открывает глаза и мрачно говорит:

– Джей-Джей, твоя мама не выжила.

Не выжила?

О.

Боже, нет!

Это не может быть правдой.

Должно быть, это какая-то ошибка!

Но у меня нет времени подумать, потому что он тащит меня дальше по коридору.

– Давай, поспеши. Тебе нужно увидеть своего папу. Он спрашивал о тебе.

Мы поднимаемся на лифте до отделения интенсивной терапии, когда он добавляет:

– Он плох, Джей-Джей.

Это слишком.

Отец Филиппа быстро отводит меня в отделение и сообщает медсестре о моем прибытии. Она провожает нас в палату к папе.

Господи.

Весь мой внутренний диалог в полицейской машине не подготовил меня к этому.

Черт!

Сказать, что папа плохо выглядит, значит ничего не сказать. Он выглядит… умирающим, и я каменею. Его голова замотана кровавыми бинтами. Бóльшая часть его лица опухла и покрыта синяками. Повсюду к нему подсоединены трубки и провода, и комната наполнена разными пищащими приборами.

На мгновение мне кажется, что это не мой папа.

Ведь мой папа большой и сильный.

Он непобедим. Мой собственный супергерой.

Я не могу видеть его таким. Таким… беспомощным.

Я стою в дверном проеме, застыв от шока. Я не могу пошевельнуться. Мистер Мак кладет ладонь на мою спину и нежно подводит меня к кровати папы. Потом поворачивается и выходит из комнаты.

Я стою и минуту смотрю на папу, не зная, что делать.

– Папочка? – наконец произношу я.

Папа медленно моргает, открывает глаза и смотрит на меня.

Он очнулся! Он очнулся!