Тот самый (СИ)

— Диббук — бестия хитрая. А у тебя пока что опыта маловато, — и шеф отвернулся к сторожу. — Шемайя, присмотрите за моим учеником. Не пускайте его на могилы. Что бы ни случилось.

— Я хотел идти с вами, — пожав громадными, как ляжки быков, плечами сказал Гиллель.

— Это лишнее. Магендовид у вас? — сторож протянул что-то шефу, и тот поднял за цепочку большой кулон: шестиконечная Звезда Соломона, сделанная из серебра, или другого светлого, почти белого металла. — Лучше поднимитесь на колокольню. Будете предупреждать. Код помните?

— Один удар — справа, два — слева. Средний — опасность впереди…

— Большой — ты попал в окружение, — закончил Алекс и не оглядываясь пошел по тропинке.

Походка его сделалась тихой и вкрадчивой, как у пролезшего в курятник лиса.

Мы с Котовым договорились приглядывать друг за другом, — думал я, шагая за неторопливым Гиллелем. Он шел, опираясь на лопату, как на посох. — Отец Прохор наказал приглядывать за шефом. Шеф попросил кладбищенского сторожа приглядывать за мной… Круговая порука получается. Или тайная канцелярия…

Колокольней оказалось не слишком высокое коренастое здание рядом с синагогой. Основание было каменным, в чёрных языках сажи. Дальше шло дерево — мощные, в обхват, стволы, тоже палёные. Но им это лишь придало крепости…

С высоты открывался дивный вид на кладбище.

Предполуденный сумрак — солнце сегодня решило взять отгул — окутывал мраморные склепы, застревал в верхушках осин и путался в хитросплетениях памятников и надгробий. Казалось, кладбище спит, до того неподвижными были каменные изваяния и непривычно лишенные крестов могилы.

Цвета здесь преобладали серые и тёмно-зелёные, болотные, а запах был сырым, но на удивление свежим. Ветер шел совершенно непредсказуемо: снизу.

Услышав глухой стон — словно бы сама земля разверзлась — я поднял голову. В небе надо мной раскачивался гигантский зёв. Главный колокол. Его окружали жерла поменьше, в них угадывались плоские железные языки… Причудливый пирсинг верёвок соединял языки в единое целое.

— Еврейские колокола звонят не так, как православные, — негромко сказал Гиллель. Он стоял, всё так же опираясь на лопату и смотрел вниз, на кладбище. — Вы не услышите малинового перезвона, или утробного рёва царь-колокола. — Наши колокола всё больше молчат…

Приглядевшись, я заметил, что древко его лопаты было испещрено буквами еврейского алфавита.

Это были заглавные буквы. Великолепный радужный Йуд, сумеречный Гей, незаметный, но незаменимый Вав… Принято считать, что в еврейском имени бога, «Иегова», две буквы «Гей» — это две совершенно разные буквы.

— Вон он! — я не удержался от возгласа, когда увидел — всего на миг — голову Алекса, мелькнувшую на фоне серого, как старый мел, надгробья. — Что он делает?

— Охотится, — спокойно пояснил Гиллель. — Редкое по нынешним временам развлечение…

Развлечение? — я вспомнил женщину с оторванной ногой. По спине пробежала судорога.

— Кто такой Голем? — спросил я сторожа. — Вы знаете?

— Существо из глины, оживлённое волшебными словами, вложенными в его рот, — ответил Гиллель. Я воззрился на него с неподдельным изумлением. — Предание говорит, что всех нас Господь создал из глины. И вложил в уста наши живую речь — тем мы и отличаемся от животных.

— Вы в это верите?

— У меня нет доказательств обратного, — улыбнулся сторож. — Смотрите.

Из зарослей колючей ежевики на краю кладбища воздвиглось высокое существо, разодетое в яркий костюм. Движениями оно напоминало марионетку Арлекина, которую показывают на деревенских ярмарках. Но выполненную в полный рост.

Существо нечувствительно продралось через кусты и вышло на тропинку…

— Диббук, — сказал Гиллель, и протянув руку назад, не глядя нащупал верёвку и дёрнул.

Звука, как сторож и обещал, я не услышал.

Задрав голову, я мог наблюдать, как качнулся небольшой колокол слева, как язык его упёрся в железный бок — словно там был больной зуб; грудной клеткой, рёбрами и даже глазами я почувствовал удар. Провал в бездну, в слепую пустоту. На мгновение стало нечем дышать. Казалось, барабанные перепонки сейчас лопнут от давления, от ожидания грохота… Но звук так и не родился.

Я видел, как Алекс скользнул к Арлекину. Хищно, стремительно, как ягуар… Как тот ответил ломаным движением руки — и шеф отлетел, ударившись спиной о гранитное надгробье с шестиконечной звездой.

Возник порыв бежать туда, вниз, чтобы помочь… Но тут же я почувствовал на плече неимоверный груз — руку сторожа. Гиллель молча покачал бородой и снова встал спокойно, обхватив обеими руками древко… Так рыцарь опирается на верный двуручный меч, — подумал я.

Алекс поднялся, и вновь бросился на Арлекина. Схватил того за шею, заломал…

— Почему он не взял пистолеты? — вырвалось у меня. — У нас в машине целый арсенал!..

— Мёртвое нельзя убить, — спокойно ответил сторож. — А Диббук — существо, несомненно, мёртвое. Его можно лишь усыпить. На время.

— Это моя вина, — неожиданно сказал Гиллель.

Я смотрел, как Алекс борется с Арлекином, не замечая, что из-под ногтей, вцепившихся в оградительный деревяный брус, выступила кровь.

— Но не вы же разбудили его, верно?