— А, это?.. Орнитолог, жалкий вор. Нашел способ красть эссенцию у Королевы, и ни с кем не хочет делиться своим секретом.
Мы шли к мосту уже целую вечность. Не то чтобы город большой… Просто показалось, что мы ходим кругами. И гигантский глаз все больше нависал над нами. Но другого выхода у меня нет — нужно доверять Гилберту, все же он мой «гид».
— Не волнуйся, нам только нужно найти проводника, — сказал Гилберт.
Не успели мы ступить и пару шагов как раздалось:
— Вот он!
Гилберт показал на волосатого одноглазого кентавра. На руках у кентавра-циклопа было ровно по два пальца. Тот стоял рядом с виселицей. Бред. Как это понимать? Мы подошли к парнокопытному:
— Тьма — тыльная сторона света. Физика — быррр. Логика — абыр, — сказал Гилберт и куда-то исчез.
— Принц, я полагаю… — неуверенно сказал кентавр. — Чем ты готов пожертвовать, чтобы попасть на ту сторону?
— Не знаю, у меня нет ничего ценного.
— Твоя тьма… Готов ли ты пожертвовать своей тьмой, чтобы попасть на ту сторону?
— НЕ ПОНИМАТ.
— Готов умереть здесь и сейчас?
— Но если я умру, какой в этом будет смысл?
— Не знаю, ты согласен?
Кажется, он говорит вполне серьезно. Что же делать? Гилберт еще куда-то подевался. Хотя постойте… «Тьма — тыльная сторона света», что бы это могло значить? Действительно! Кажется, понял!
— Я согласен.
— Хорошо, становись сюда, — кентавр показал на пластилиновую табуретку.
Я стал на нее, а кентавр затужил у меня на шее петлю. Это полное безумие, но если так подумать, здесь все — безумие.
— Прыгай, я не буду тебе помогать. Ты уже не маленький, — произнес кентавр.
Я спрыгнул с табуретки. Предсмертная агония длилась не долго…
Я обустроился на ободке садового фонтана, глаза слепило яркое солнце. Этот чудаковатый мир каким-то образом связан со мной. Если Дарксайд — это тьма, то, убив себя там, я попаду на светлую сторону. Точнее говоря — не убив, а выключив свою темную половину. Чтобы вновь вернуться в Дарксайд мне придется совершить очередное самоубийство. Гипотетически, это может работать до бесконечности.
Я находился на перекрестке троп. Посередине фонтан, а вокруг дома непонятной формы, вроде бы их лепил рукожопый скульптор. В отличие от Дарксайда, улицы города довольно людные, а люди похожи на людей. Вот только почему они все ходят в пижамах? Я подошел к одному из прохожих и спросил:
— Где я?
— Быррр… периферийный скунс кусает берлогу нейтронной мегалоплазмы… быррр…
— Прости, что?
— Паровоз дивергенции резиновой лампою пронзает синекдоху отвечания… быррр… — с этими словами из его рта потекла белоснежная пена.
Я отошел в сторону, а мужчина с синдромом Туретта, как ни в чем не бывало, продолжил победоносное шествие во имя периферийных скунсов. Боюсь даже подходить к кому-то еще, все они похожи на этого типа. Вон та девочка, играющая с плюшевым мишкой, выглядит вполне вменяемой. Я подошел к ней, и только хотел заговорить:
— Мама не разрешает мне разговаривать с незнакомцами, — пробормотала девочка и отвернулась.
— Слушай, ты можешь сказать, что это за место? Прохожие изъясняются непонятным для меня образом.
— Это Брайтсайд, самый прекрасный город.
Опять двадцать пять, так нахваливают свои трущобы, хотя те выглядят как форменные антиутопии. Но, в отличие от Дарксайда, этот город более чем странный. Девочка кажется довольно жизнерадостной и совершенно не обращает внимая на проходящих мимо неадекватов.
— А можно у тебя еще кое-что спросить?
Девочка повернулась ко мне и показала на фиолетового плюшевого медведя:
— Спрашивай у него, — сказала она грозным тоном.
— Это шутка?
— А кто шутит? — прохрипел медведь и принялся громко хохотать.
Ну, дожили. Говорящие плюшевые медведи! Хотя если девочка не хочет со мной разговаривать, то может хоть медведь что-то прояснит:
— Хаюшки, меня зовут Маркус. Ты случайно не знаешь, что произошло со всеми этими людьми, такое ощущение, что у них не все дома?
— А что бы с тобой произошло, если бы твоя жизнь была нескончаемым периферийным бутербродом, а каждый новый день ничем не отличался от спиритуальных электрических вихрей ботинка. Чувак, у них затопило крышу, — медведь повертел лапой у виска, — ты понимаешь?
Медведь еще немного подумал и продолжил:
— Каждый получает эссенции столько, сколько может унести. Но без сложностей и вызовов горожане утратили смысл жизни, и просто сходят с ума от скуки.
— Почему же ты не сошел с ума?
— А мне не скучно.
— А ей?
— Ей тоже, — медведь улыбнулся. — Кстати, я — Вильгельм.
Девочка потянула медведя за лапу и пробурчала:
— Вильгельм, нам пора идти домой, мама ждет нас.
— Постой, — я остановил медведя, — а ты, случайно, не знаешь, что я здесь делаю? В Дарксайде мне сказали, что я прибыл отсюда, но и это место не похоже на мою историческую родину.
Медведь усердно почесал лапой затылок и произнес:
— Ты, что, был на той стороне? И как оно?
— Это трудно описать. Там повсюду вещи, о существовании которых даже не задумывался.
— Ты видел Черную Королеву?
— Нет.