Вылезли из автобуса незадолго до города, остаток пути прошли пешком, в обход благоустроенных районов. И все же, на взгляд нормального человека, странно они выглядели. А на малолюдных улицах их компания бросалась в глаза, словно выкрашенный в розовый цвет пудель: впереди дед, потом Том с Вешкой, и сзади Кенарь с Чивилихиным. И так напряженно они шли, так смотрели друг на друга, что любой бы сообразил, что они заодно, и дело у них явно непростое — не на рынок, положим, за продуктами топают.
Неподалеку от дома, где жила Лариса, они нашли брошенный особнячок. Выставили на пост Кенаря, а сами, выгнав трех бродячих собак, расположились в одной тесной комнатке. Пол тут провалился, и крыша потекла, когда стал накрапывать дождь, но до темноты можно было досидеть спокойно.
«И ведь много таких домов теперь, — подумалось Извекову, когда он, по примеру Вешки, вздумал соснуть пару часов. — Странно: космические станции мекафы строят, негров в Африке подкармливают, а России опять одни вершки да корешки достаются, и, конечно, невпопад, как в старой сказке. Вершок, если репка, а корешок, если пшеница…»
Разбудил его Чивилихин, когда уже фонари на улицах зажглись. Том оправился, как мог, и вышел. Ребята жались к подворотням, дедок занял дальний конец улицы, в том направлении, куда следовало бежать, в случае чего. А Вешка решительно объявила, что пойдет вместе с Томом.
Перед тем как войти в подъезд, Извеков ненадолго уставился на знакомое окно. Оно светилось таким спокойным, таким знакомым и почти приветливым светом, что он даже затосковал ненадолго, минуты на две, больше Вешка не позволила. Город, улицы и дома вокруг, люди и их манеры пробудили в ней стервозность.
Лариса встретила Тома даже не удивленно, а потрясенно. Она бросилась к нему, но тут же отпрянула и, вытянув руки, застыла. Даже губы ее поплыли, словно она не знала, плакать ей или улыбаться. Получилось что-то среднее, как ни удивительно. Том представил ее Вешке, и они все прошли на кухню.
Лишь на миг в полуоткрытой двери мелькнуло личико Леты, но тут же спряталось. На кухне Лариса попробовала Тома с Вешкой покормить. Девушка отказалась, а Извеков с удовольствием втянул домашний запах и попросил тарелку борща с бараниной. И вот, сидя над этой тарелкой, ломая хлеб от здоровенного ломтя чисто вымытыми руками, он и рассказал Ларисе, что придумал Боров.
Лара задумалась. Она не была к этому готова, а потому стала спрашивать, как и почему Том все это устроил. А Том и сам не знал, что на это ответить. Очень долго пришлось бы рассказывать, но времени было мало.
Он сидел еще, думал, как рассказать Ларе о жизни у «лесников», как он пробовал определить партизан Борова, чтобы снизить напряжение рассказа, шуткой пригасить серьезность его предложения… И вдруг понял: ничего не выйдет. Не потому даже, что Лариса откажется. Она бы, может, все поняла, пусть и поругалась бы, что он разрушил такое удачное для нее и дочки стечение разных обстоятельств, поставил под удар ее новый статус и комфорт, обеспеченность жизни, к которой она уже стала привыкать, но все же согласилась бы, скорее всего… Но внезапно что-то произошло во внешнем мире, и следовало опять бежать.
Он так и застыл с ложкой, поднесенной к губам, с куском хлеба на зубах, вдыхая восхитительный аромат борща, а потом сорвался с места. Резко скомандовал Вешке, которая и сама немного разомлела, стала даже подумывать о том, чтобы тоже поесть:
— Все кончено, уходим, сюда не вернемся!
— Что? — удивилась Лариса. — Как это?..
Но Извеков уже бежал к выходу, и Вешка — вот ведь ловкая девица! — тоже оказалась у двери почти так же быстро. Замешкалась только, потому что снова свой платок повязывала… «Женщина», — подумал Том, но не стал ломиться в дверь, пропустил ее вперед. И уже выходя, мельком, чуть ли не ледышкой, смазал щеку Лары скользким поцелуем. Он-то уже знал, что больше они никогда не увидятся. Мучился от этого, но точно знал — больше никогда. И это будет единственно правильное решение, чтобы до конца не разрушить Ларисину встроенность в этот мир… Который, как тоже было ему понятно, он оставлял навсегда.
Они успели выбежать. Дедка видно не было, а на углу, где он находился, уже высветились фары машины, которая собиралась сюда сворачивать. «Опять за мной», — понял Том и ничего больше не почувствовал. Все осталось там, на кухне, где он не доел борщ. Или в прихожей, под знакомым светильником в виде большой тарелки, где так неудачно пробовал поцеловать Лару.
Они не успели спрятаться сами, их затащили в подворотню небольшой арочки, какие любили строить в этих старых сталинских домах в три-четыре этажа, Чивилихин и Кенарь. Светловолосый Кенарь уже прижимал, закрывая своим темным ватником, Вешку. А Том, когда оторвался от Чивилихина, все же попытался выглянуть, чтобы понять, что же происходит.