Тотальное превосходство

— Никто и никогда меня не любил. Матушка моя только исполняла долг. Отец до двенадцати моих лет одевал меня девочкой и ласкал меня, забываясь… кончал. Спасибо еще, что не трахал. Я терпел. Родителей уважал. Отчего-то… Говно и та и другой!.. Оба тяготились мной. Оба тяготились друг другом. Оба тяготились жизнью. Страсти мелкие. Мечты примитивные. Свято верили, как и все придурки на свете, что они бессмертные. Не бессмертные. Это я знаю теперь определенно, ха-ха… Оба уже умерли. Один за другим. От безделья. От лени. От тоски. От самоуничижения. От безрадостности. От отсутствия той самой знаменитой бетховенской беспричинной радости… Я не жалуюсь, как ты заметил, наверное уже, я рассказываю. Это важно на самом деле то, что я рассказываю. Моя жизнь очень похожа на многие другие жизни, на многие и многие другие жизни… Никто со мной первым не заговаривал. С детства… Никто ко мне серьезно не относился. Никто ко мне с удовольствием не относился. Никто мне не звонил. Никто меня никогда никуда не приглашал, никуда не звал, даже погулять… А я старался. Я много читал. Я что-то всегда интересное рассказывал. Как мне казалось, интересное. Но мне так только казалось. Мальчики и девочки, тетеньки и дяденьки, дедушки и бабушки не видели меня, не слышали меня… Я привлек их внимание, я оказался для них интересен только тогда, когда они вдруг ясно и откровенно поняли, что на самом-то деле им следует опасаться меня, им необходимо бояться меня. Они смотрели на меня теперь, пожирая меня, они слушали меня теперь, пьянея от меня — не все, но большинство… Я использовал их страхи в своих целях, конечно же. Я был бы полным идиотом, и это бесспорная истина, если бы не применил этот свой великий Дар для качественного и скорейшего улучшения своей жизни, своей судьбы… Командовал. Властвовал. Подавлял. Направлял. Но незаметно… Управлять тайно — это высшее наслаждение. Все знают о тебе. Но все молчат о тебе. Боятся. Публичная власть никогда не заменит власть тайную. Удовлетворение, насыщение от такой власти, от тайной власти, предельное, полное. Жизнь окунается в праздник. Эйфория как после самого продвинутого наркотика. Эндорфины мечутся по тебе как сумасшедшие. Ты осознаешь свое значение, свою силу, свое влияние, свою избранность, свое величие… Подобное осознание стоит всех ценностей, всех чудес этого мира, вместе взятых. Всех, но только не любви, банальной, тривиальной, примитивной любви, просто любви… Год, два, три, четыре назад я вдруг понял, что я так ничего за всю свою долгую жизнь и не принес настоящего этому миру, не отдал, не подарил. Я ничего не построил, ничего не создал, ничего не изобрел, ничего не открыл. И никого не любил… Бог с ним, пусть меня самого никогда не любили, только боялись, но не любили, и женщины, и мужчины, и дети, и старики, и кошки, и собаки, и хомячки, и морские свинки, и волнистые попугайчики, и канарейки, и крыски, и мышки, и даже вон та самая сучка, маленькая львица, которую я так славно трахал, когда ты тут объявился, меня тоже в реальности никогда, собственно, не любила… Но я-то ведь и сам, между прочим, тоже еще никого не любил… Чудовищно! Нет, правда. Я совершенно искренен сейчас. Я ничего не создал, и я никого не любил! Я проживаю свою жизнь зря!.. Я — говно. Я — пыль. Я — ничто. Я, и это самое страшное, точно такой же, как и все остальные… Мой Дар так и не дал мне, не подарил мне ни единой возможности стать на самом деле исключительным, ни на кого не похожим, особенным… Я стеснялся. И мне было стыдно. У меня дрожал голос и дрожали руки. И сохли губы. И воздух царапал глаза. Я моргал, я моргал… Пот наполнял ботинки. Я едва сдерживался, чтобы не убить ее. Голыми руками. Свернуть ей шею, на хрен… Вот что я испытывал, когда впервые увидел ее, когда познакомился, когда попробовал разговаривать с ней… Я знал, что она первая и последняя в моей жизни… Я заболел ею… Она разрушала меня. Она начала разрушать меня тотчас же, как только я дотронулся до нее… Настя… Ее звали Настя… Она не боялась меня. Все боялись, а она, сука, не боялась… Я был для нее всего лишь несвежим, зловонным куском мяса с толстым, жилистым, некрасивым отростком, мать ее… Она убила, гнида, весь мой прежний, такой волнующий мир. Она показала мне, какой он на самом деле мутный, серый, невзрачный… Я хотел видеть ее всегда, эту женщину, эту самую совершенную в мире женщину. Я хотел слышать ее всегда. Я хотел дышать ее дыханием. Я хотел утолять жажду ее потом, ее мочой… Восторг испытывал, упоение, и горечь, и злобу, и раздражение, и бессилие — все вместе, все вместе… Мы истязали ее, эту подлую тварь, мы издевались над ней… Мы, то есть я и один мой милый и славный приятель. Мы утащили ее девчонку… Мы привязали ее этим к себе. Эта женщина должна была принадлежать нам полностью, принадлежать мне полностью!.. Она была так несчастна. Господи, а это ведь я сделал ее такой несчастной, я, и никто больше другой. Мой приятель не в счет. Он — мелочь. Он — мой придаток. Он безвреден и безопасен… Я полюбил! Наконец-то! Но мне теперь хотелось и взаимности! Мне хотелось тепла, участия, сочувствия, нежности, заботы. Мне хотелось, чтобы она каждое утро, когда я еще сплю, целовала мое лицо, все-все, целиком… Она не боялась меня, и она не любила меня… Я рыдал по ночам, стонал, скулил, визжал, вопил и бил себя, и бил себя… Я упивался своим страданием… Ну вот моя мечта все-таки исполнилась — я полюбил, да, и что дальше?! Все изменилось, это верно. Но только в сторону дерьма изменилось. Мой прежний мир мне был теперь совершенно не нужен, а мой новый мир, мир с Настей, так, к несчастью, и не сумел зародиться — не организовался, не образовался, не состоялся… И тут появляешься ты, мать твою! Ты ее любовник?! Ты ее трахаешь?! Она любит тебя?! Или она тебя обыкновенно наняла?!. Но, собственно, какое это сейчас для меня имеет значение? Я уже все решил… Раньше, позже. Зачем мучиться? Смысл? Я не вижу смысла. Я все равно когда-нибудь сдохну. Раньше, позже. Что я выиграю от времени, которое еще проживу? Что держит меня? Что держит меня?.. Всего лишь какая-то лонжа…