Тотальное превосходство

Мне показалось, что несколько пуль одна за одной вдруг попали в Кудасова — в голову, в грудь и чуть ниже пупка. Голова откинулась, грудь выпятилась, живот взорвался, все тело окаменело на мгновения, а потом задрожало то крупно, то мелко, разбрасывая пот по сторонам. Кудасов заорал, заматерился, захаркал, пустил вниз — через подбородок — тягучую паточную слюну, не контролируя себя… Охал, ахал, долбил бешено беспокойными бедрами по мягкой и пушистой заднице красавицы — львицы.

Уф, аф, оф, отдувался Кудасов, тряся безвольно головой, утомленно, опустошенно, удовлетворенно, потеряв силы и предощущая в восхищении и в восторге их незамедлительный и насыщающий приход.

Вот сейчас я его увидел…

Жил никому не нужной жизнью, как и все остальные, — исключения имеются, и они всегда очень заметны. Сначала не понимал, потом догадался. Но поздно. Хотя, если бы догадался раньше, вряд ли что-нибудь в своей судьбе решил изменить. Не знал тогда, что менять, и не знал тогда, как менять… Ненавидел нежность и ласку. Очень желал всю свою жизнь этого, потому и ненавидел. Никто и никогда ему ласки и нежности не дарил. Даже не делал попытки, даже не намекал, даже ни разу об этом и не задумывался… Мать относилась к нему как к неизбежному злу. Нежеланным пришел на этот свет. Рано. Он матери не понравился уже тогда, когда врач поднес его к ее лицу. Ей тотчас же захотелось блевать… И он это понял, маленький Кудасов. Ведь Бог наградил его Даром — за что-то, ни за что…

Отец не любил мать, то есть свою жену, женился по инерции, так получилось, подобное возникает часто у мужчин, особенно у тех, у которых ум еще только начинает формироваться, у которых ум еще только подросток. Жену не любил и поэтому сына не видел, смотрел на него, но не видел. И не слышал. Не обращался никогда к нему, не отвечал на его вопросы. Натыкался на него не однажды, как натыкаются на стол, стулья, задумавшись, рассеянно, улыбался или матерился в зависимости от настроения, обходил его, потирая ушибленное место… Ушел к женщине, которая старше его на двадцать четыре года, рассказывали, счастливо жил как никогда, в покое, заботе и ласке — верно, мама его тоже его не видела ни разу в своей жизни, натыкалась на него не однажды как на фонарный столб и не слышала его, не обращалась к нему и не отвечала на его вопросы.

Кудасова и сверстники тоже не видели. Относились к нему с опаской, сторонились, но не видели. То есть видели, конечно, но не принимали в расчет, не придавали ему значения, он не нес им новой информации о мире, им было с ним неинтересно, он не привлекал их, но и не отталкивал, собственно, вместе с тем он оставлял их искренне равнодушными, хотя они и сторонились его, и относились к нему с немалой опаской отчего-то… Он не знал тогда еще о своем Даре, а то мог бы в какой-то подходящий момент им точно и к месту воспользоваться и, возможно, даже приобрел бы что-нибудь таким образом, например некие преимущества — в играх, допустим, в отношениях с учителями, со старшеклассниками.

Завидовал старикам, что прожили так долго. Завидовал стали, что она такая твердая и холодная или, наоборот, испепеляюще горячая, если ее нагреть. Завидовал огню, что он на все влияет, даже на то, что не в состоянии сжечь. Завидовал воде, что она течет. Завидовал мухам, что они умудряются пробираться куда угодно. Завидовал девочкам, что у них имеется влагалище. Завидовал красивым, да и просто неуродливым, не таким, как он, скажем так, мальчикам, что они в это влагалище могут попасть. Завидовал тем, кого слушали, и с удовольствием. Завидовал тем, на кого смотрели, и с наслаждением. Завидовал тем, кто подчинил себе свое тело — спортсменам, танцорам, циркачам. Завидовал тем, кто научился преображаться и меняться до неузнаваемости — жалостливо и негодующе вместе с тем одновременно, задыхаясь от бессилия, почти плача, поскуливал, когда смотрел на артистов. Завидовал тем, кто поет. Завидовал тем, кто умеет рисовать. Завидовал тем, кто пишет стихи или рассказы, а то и повести и романы. Завидовал тем, которые владеют властью и знают, что такое богатство… Завидовал тем, кто никогда не умирает. Был уверен, что таких земля породила немало…

Провалился на экзаменах во все театральные вузы, и на экзаменах во ВГИКе провалился тоже. Хотел умереть, но боялся умереть. Хотел кого-нибудь убить, все равно кого, но боялся убивать. Хотел зайти по очереди во все театральные вузы и отматерить всех находящихся там студентов и преподавателей, оскорбить их, унизить, обидеть, но боялся даже представить себе, как он будет подобное совершать.

Не любил себя на экзаменах в цирковое училище, здесь еще не сдавал экзаменов и не проваливался поэтому, и не любил преподавателей, которые сидели напротив него, безликие, бесстрастные, усталые, нелюбопытные, вздыхали, пили воду из графинов, вертели нетерпеливо сигаретки в руках, поглядывали в окно на солнце, на зелень, скучали по дачам.