Тотальное превосходство

Я бы тоже трахал тебя до тех пор, пока ты не состаришься и пока не иссякнут твоя красота и твое обаяние, или до тех пор, пока не исчезнут, не истощатся, не ослабнут, не раскиснут, не успокоятся моя похоть, мое желание, мой интерес. Именно так я и думал еще какое-то время назад, тридцать две минуты, я знаю, назад — я смотрел на часы. Еще тридцать две минуты назад я отлично понимал тех самых злодеев, которые дерут алчно и зверино два последних месяца тебя во все твои полости и отверстия, которые тискают голодно и жадно твою пятилетнюю дочку и которые искренне и истинно наслаждаются всем нынче собою творимым — без сожаления и с пониманием, смакуя… Тридцать две минуты назад я хотел тебя мучительно и всепоглощающе. Я не знал еще твоей истории, и ты мне виделась тогда, до того, как ты мне рассказала свою историю, и до того, как ты рассказала мне свою историю, только лишь объектом для моих яростных и неудержимых сексуальных претензий. Ты была блестяща, роскошна, шикарна. Умна. Остроумна. Энергична. Отважна. Иронична. Цинична. Решительна. Брутальна. Уверена в себе. Жестока… Была. Тридцать две минуты назад… А на самом-то деле ты обыкновенная, заурядная женщина — увидел я, после того как ты мне рассказала свою историю. Как жаль… По сути своей заурядная и обыкновенная, я имею в виду. Твоя роскошь и твоя сексуальность не переживут, я уверен, даже твоих тридцати двух лет, ну тридцати трех максимум. Сил не хватит драться с Судьбой, не хватит радости, беспричинной обязательно, восторга, беспредметного обязательно, тщеславия и честолюбия (обыкновенная, заурядная женщина — это такая женщина, у которой даже пусть при наличии мощного моторчика внутри нее на дальнюю дорогу никогда не хватает топлива). Ты скоро подсохнешь, подвянешь, утихнешь. Ты примешься сначала искать любовь, а потом примешься отлавливать мужа, а затем уже и просто друга или просто товарища. А годам к сорока, возможно, ты и окончательно умрешь для этого мира…

А сейчас ты пока все еще действительно хороша… Волнующая. Восхищающая. Душистая. Особенная. Ясная. Утренняя… Но я уже не хочу тебя так, как хотел еще тридцать две минуты назад. Как жаль…

Из гнева и разочарования рождается Великое.

Злодейство непременно будит талант или гений — если они, конечно, имеются — изначально.

Сожаление и раскаяние приводят к стремительной деградации и ранней смерти.

Бог — это есть долг. А долг — это есть Бог. Я так думаю — один пока. Так мне кажется — одному пока. Я смеюсь и прыгаю на левой ножке. Стоечку на голове я уже сделал. Вчера…

Я требую от жизни беспокойства и неразрешимых проблем — я понял теперь это окончательно и определенно, сегодня, после того, как встретился с девушкой Настей, после того, как говорил с ней, после того, как занимался с ней любовью — незабываемо занимался, единственно, такое у меня ни с кем другим больше не повторится, ни с женщиной, ни с мужчиной, ни с ребенком, ни с самим собой, — после того, как услышал ее историю, после того, как убедился, что не хочу ее сейчас так первобытно и неукротимо, как хотел ее еще тридцать две минуты назад, и после того еще, как с грустью и огорчением, но вместе с тем и ожидаемо узнал в ней неравного…

— Ты хочешь, чтобы я спас твою девочку и наказал тех негодников. — Я смотрел в окно, как в телевизор. Там жизнь, в которой я тоже желаю участвовать. И не второстепенным далеко персонажем. А в качестве персонажа самого значительного — того, который принимает основные решения. Но о подобной участи, как я слышал, мечтает в этом мире достаточно еще много людей, и некоторые из них, то есть самые лучшие, как я понимаю, даже пытаются указанной вершины достичь — не просто мечтают, а пытаются этой вершины достичь… Ну что ж тут поделаешь тогда — тогда будем драться. — Я это сделаю… Я спасу твою девочку и накажу тех негодников… Если, конечно…

— Убей их. Просто убей их. Найди их, мать их, и убей их! Я хочу, чтобы кровь выстреливала у них из ран, как шампанское из бутылочного горлышка. Я хочу, чтобы они мучились и орали перед смертью. Страшно орали. И я хочу, чтобы ты им сказал перед тем, как они умрут, почему и зачем ты их убиваешь… — Настя говорила и тыкала длинным, острым, жестким, ровным, круглым, тонким, похожим на карандаш пальцем мне в грудь. Заточенный красный ноготь пробивал мне кожу и выковыривал безответственно из-под кожи капельки крови.

— Я сделаю это… Я спасу твою девочку и накажу тех негодников… Если только…

— Надо было наказать этих пидоров раньше. Заказать, мать их, и наказать. Надо было договориться с ментовкой или с кем-то еще. С такими ребятами, как ты, например. С теми, кто меня любит. С теми, кому я дарю удовольствие… С теми, кому с помощью секса я, собственно, спасаю их жизни. Надо было сделать это все еще месяц или два назад… Надо было… Но я боялась… Я боялась, что они, суки, повредят мою девочку. А может быть, и вовсе убьют.

— Я сделаю это… Я спасу твою девочку и накажу тех негодников… Но при условии, если…