Тотальные институты

В Центральной больнице, как и в большинстве других современных тотальных институтов, постояльцам разрешалось тратить деньги в буфете для пациентов и в торговых автоматах со сладостями. Однако, как и в других тотальных институтах, здесь на эти потребительские покупки налагалось больше ограничений, чем снаружи. Во-первых, источник и количество денег были строго предписаны. При поступлении в больницу пациент должен был отдать все свои наличные, а также отказаться от права пользоваться сбережениями по своему усмотрению; в обмен ему позволялось регулярно получать небольшую сумму от больничного управления, отвечавшего за его деньги[423]. Чтобы получить дополнительную сумму из своего больничного актива или, в случае ветеранов, увеличить свое ежемесячное жалованье с десяти до двадцати долларов, требовался официальный приказ, подписанный главой отделения. Так как предполагалось, что все «потребности» пациентов удовлетворяются больницей, пациентам официально запрещалось зарабатывать деньги работой в больнице[424]. Во-вторых, по сравнению с открытым рынком, существовавшим снаружи, разнообразие товаров, предлагаемых для продажи, было ограничено: в буфете для пациентов, например, нельзя было продавать спички, спиртное, лезвия для бритвы или контрацептивы, а рынок для основных предметов одежды был, по-видимому, слишком небольшим, чтобы хранить их на складе. Наконец, пациенты, не имевшие права выходить на территорию больницы, могли официально посещать буфет только в составе группы пациентов или когда поход в буфет был связан с посещением развлекательного мероприятия в досуговом центре, расположенном по соседству.

Исходя из того, что известно о других ситуациях, можно было ожидать, что пациенты будут придумывать пути обхода этих ограничений на использование денег[425]. Пациенты пытались вывести свои сбережения из-под контроля со стороны администрации отчасти потому, что, по их мнению, официальные лица проводили что-то вроде теста на бедность, в результате которого с пациентов, в зависимости от их платежеспособности, брали ту или иную сумму за содержание. Пациент, ежемесячно получавший ветеранскую пенсию, утверждал, что ему удавалось некоторое время не отдавать ее больнице благодаря тому, что его бывшая домовладелица хранила ее для него. Некоторые пациенты использовали почтово-сберегательные счета, которые могли контролировать они одни. Некоторые новые пациенты негласно игнорировали правила больницы и продолжали выписывать чеки в местные банки из больницы. Пациенты утверждали, что отдельные индивиды пытались закапывать деньги на территории больницы, чтобы сберечь их. Бывало, что один пациент использовал в качестве банка другого пациента, порой — за отдельную плату.

В Центральной больнице предметы и услуги, тайком покупавшиеся пациентами, и источники средств, тайком использовавшиеся ими, были тайными в разной степени.

Было строго запрещено покупать или продавать спиртное, которое контрабандой проносили в больницу. Пациенты утверждали, что спиртное можно было постоянно приобрести за деньги, но я, хотя и выпивал несколько раз на территории больницы как с санитарами, так и с пациентами, не сталкивался лично с рынком данного товара. Точно так же несколько молодых особ, по-видимому, время от времени занимались проституцией, беря за свои услуги чуть меньше доллара, но у меня нет твердых доказательств этого. Нет у меня и доказательств существования в больнице рынка наркотиков. Постояльцы и персонал знали, что некоторые пациенты ссужают деньги другим пациентам и санитарам под сравнительно высокий процент (по сообщениям, двадцать пять процентов) на короткий срок; в этих случаях заимодавец беспокоился не только о финансовой прибыли, но и о социальной роли, проистекающей из его бизнеса.

Другие услуги, доступные за деньги, были менее табуированными. Пациенты утверждали, что им могли погладить брюки за двадцать пять центов. Несколько бывших профессиональных парикмахеров стригли «хорошо» за сигареты или деньги; этот рынок возник из-за того, что пациентов обычно стригли очень «плохо»[426]. Лежавший в одном из отделений часовщик столь высоко зарекомендовал себя, что не только пациенты, но и многие сотрудники платили ему за его услуги — приблизительно половину обычной цены во внешнем мире. Пара пациентов разносила газеты по территории больницы, и, по крайней мере, один из них нанимал помощников из числа пациентов. Один пациент, не имевший права выходить в город, платил тридцать пять центов пациенту, имевшему такое право, чтобы тот относил его костюм в чистку и приносил обратно (услуга, на которую существовал спрос, но у которой, судя по всему, не было стандартной стоимости); он также заплатил работнику обувной лавки, чтобы тот набил новые каблуки на его поношенные ботинки.