Тотальные институты

Одежда в тюрьмах ничья. Из своего у каждого есть только зубная щетка, расческа, верхние или нижние нары, половина места за узким столом, бритва. В тюрьме стремление иметь личные вещи доходит до нелепости. Булыжники, веревки, ножи — все, сделанное человеком и запрещенное в человеческом институте, все — красная расческа, другой тип зубной щетки, ремень — все это усердно собирали, ревностно прятали и с триумфом демонстрировали[468].

Но когда пациент, у которого каждую ночь отбирают одежду, набивает карманы обрезками веревки и свернутой бумагой и изо всех сил старается сохранить это имущество, несмотря на неудобство, доставляемое тем, кто должен регулярно проверять его карманы, в этом обычно видят симптоматическое поведение, характерное для тяжело больного пациента, а не просто попытку отгородиться от места, в котором его держат.

Согласно официальной доктрине психиатрии, стремление отстраниться обычно определяется как психотический симптом. Это представление подкрепляется цикличным процессом, который заставляет пациента демонстрировать всё более причудливые формы отчуждения. Однако управлять больницей исходя из этой доктрины невозможно. Больница не может не требовать от своих членов в точности того же, на чем должны настаивать и другие организации; психиатрическая доктрина достаточно гибка для этого, но институты — нет. Согласно стандартам общества, окружающего данный институт, он должен предоставлять хотя бы минимальные удобства, связанные с кормлением, мытьем, одеванием пациентов, выделением им места для сна и защитой их от физического ущерба. А если есть эти практики, то должны быть и способы мотивирования и убеждения пациентов подчиняться им. Должны выдвигаться требования, и если пациент не делает то, что от него ожидается, это вызывает явное разочарование. Желание видеть психиатрическое «улучшение» или «поправку» после первоначального пребывания в палатах заставляет персонал поощрять «подобающее» поведение и выражать разочарование, когда пациент скатывается обратно в «психоз». Пациент, тем самым, становится тем, от кого зависят другие, тем, кто должен знать достаточно, чтобы вести себя правильно. Некоторые нарушения приличий, особенно такие как отказ говорить и апатия, которые не мешают и даже способствуют осуществлению рутинных практик в палате, могут и дальше восприниматься натуралистически как симптомы, но в целом в больнице все исходят из полуофициального допущения, что пациент должен быть управляемым и с уважением относиться к психиатрии и что пациент, ведущий себя подобным образом, будет вознаграждаться улучшением условий жизни, а не ведущий себя подобным образом будет наказываться урезанием благ. В рамках этого полуофициального переопределения повседневных организационных практик пациент обнаруживает, что многие традиционные способы покидания места без физического ухода из него продолжают работать, а значит — возможны практики вторичного приспособления.

III

Среди многих видов практик вторичного приспособления некоторые представляют особый интерес, поскольку они проливают свет на общую проблему вовлеченности и отказа от участия, характерную для всех этих практик.

Одним из таких особых типов практик вторичного приспособления являются «отвлекающие занятия» (или «увлечения»), а именно, занятия, которые позволяют индивиду забыться, на время полностью заслоняя собой окружающую обстановку, в которой ему приходится жить и которую он вынужден терпеть. Применительно к тотальным институтам хорошим примером является случай Роберта Страуда, «Птичника», который, начав с наблюдения за птицами из окна своей камеры, затем с помощью впечатляющей смекалки и самодельных приспособлений построил лабораторию и стал известным орнитологом, публиковавшимся в медицинских журналах, и все это — находясь в тюрьме[469]. Аналогичную свободу предоставляют языковые курсы в лагерях для военнопленных и преподавание искусства в тюрьмах[470].