Тотальные институты

В концентрационных лагерях потеря самостоятельности, судя по всему, была церемониализирована. Отсюда ужасающие рассказы узников о том, как их заставляли кататься в грязи[122], стоять, засунув голову в снег, выполнять нелепые и бессмысленные задания, обзывать себя[123] или, в случае узников-евреев, петь антисемитские песни[124]. Более мягкая версия встречается в психиатрических больницах, где, по некоторым свидетельствам, санитары заставляют пациента, просящего сигарету, говорить «пожалуйста-препожалуйста» или подпрыгивать за ней. Во всех этих случаях пациента заставляют демонстрировать отказ от собственной воли. Менее церемониальный, но столь же радикальный удар по автономии наносится, когда индивида запирают в палате, поместив его в тесный мокрый мешок или надев на него смирительную рубашку и тем самым лишив его возможности совершать мелкие приспособительные телодвижения.

Другое наглядное проявление личного бессилия в тотальных институтах — то, как постояльцы пользуются речью. Одно из предположений, на которых основывается использование слов для передачи решений о действии, состоит в том, что получатель приказа считается способным принять сообщение и самостоятельно выполнить просьбу или требование. Исполняя действие самостоятельно, он может сохранять видимость того, что он сам определяет свое поведение. Отвечая на вопрос своими словами, он может поддерживать представление о себе как о человеке, которого, хотя бы немного, стоит принимать во внимание. А поскольку он обменивается с другими только словами, он может успешно сохранять хотя бы физическую дистанцию между собой и ними, сколь бы неприятными ни были их требования или высказывания.

Постоялец тотального института может обнаруживать, что ему отказано даже в такой защитной дистанции и инициативе, что особенно характерно для психиатрических больниц и политических тюрем, где персонал может оценивать его утверждения исключительно как симптомы, уделяя внимание, прежде всего невербальным аспектам его ответов[125]. Его ритуальный статус часто считают недостаточным даже для того, чтобы коротко его приветствовать, не говоря уже о том, чтобы выслушивать[126]. Или постоялец может сталкиваться с риторическим использованием языка: задавая вопросы вроде «Ты уже помылся?» или «Ты надел оба носка?», сотрудники могут одновременно ощупывать постояльца, получая физический ответ на вопрос, что делает вербальные вопросы избыточными. Также охранники могут, вместо того чтобы просить постояльца двигаться в определенном направлении с определенной скоростью, толкать его перед собой, тянуть (в случае с одетыми в халаты пациентами психиатрических больниц) или конвоировать. Наконец, как мы увидим далее, постоялец может обнаруживать, что существует двойной язык: персонал излагает дисциплинарные факты его жизни, переводя их в идейные формулировки, имитирующие нормальное употребление языка.

Второе общее соображение касается оснований, на которых производятся атаки на Я. В зависимости от них тотальные институты и их постояльцев можно разделить на три отдельные группы.

В религиозных институтах воздействие окружающей обстановки на Я признается открыто:

Таково значение созерцательной жизни и смысл всех внешне бессмысленных мелких правил, обрядов, постов, послушаний, епитимий, унижений и трудов, из которых состоит повседневное существование в созерцательном монастыре: они напоминают нам о том, кто есть мы и Кто есть Бог — чтобы мы смогли отвратить свой взор от самих себя и обратиться к Нему и в итоге найти Его в себе, в своей очистившейся душе, ставшей отражением Его бескрайней Благости и Его бесконечной любви…[127]

Постояльцы, как и персонал, активно стремятся к подобному ограничению Я, так что умерщвление дополняется самоумерщвлением, запреты — отречениями, избиения — самобичеваниями, дознания — исповедями. Религиозные учреждения особенно ценны для исследователя, поскольку они открыто исповедуют умерщвление Я.

В концентрационных лагерях и, в меньшей степени, в тюрьмах умерщвление Я, по-видимому, осуществляется полностью или преимущественно ради самого умерщвления (как в случае, когда на заключенного мочатся), но при этом постоялец не стремится изо всех сил разрушить свое Я.

Во многих других тотальных институтах умерщвление Я официально рационализируется на других основаниях вроде санитарии (обязанность чистить туалеты), поддержания жизни (принудительное питание), боеспособности (армейские правила относительно внешнего вида), «безопасности» (строгие тюремные правила).