Тотальные институты

Первичное и вторичное приспособление, очевидно, является вопросом социального определения: способы адаптации или поощрения, легитимные в один период истории того или иного общества, могут быть нелегитимными в другой период или в другом обществе. Американский заключенный, которому удается провести ночь со своей женой внутри или за пределами тюрьмы, достигает вершин вторичного приспособления[319]; заключенный в мексиканской тюрьме, по-видимому, считает эту возможность частью минимальных стандартов благосостояния, формой первичного приспособления к данной ситуации. В американских лагерях для интернированных потребность иметь доступ к проституткам не считается чем-то таким, что учреждение должно принимать во внимание; в некоторых немецких концентрационных лагерях, напротив, было принято именно такое более широкое представление о сущностных и характерных потребностях мужчин[320]. В XIX веке в американском военно-морском флоте признавалось, что моряки нуждаются в выпивке, и поэтому им каждый день выдавали грог; сегодня это сочли бы формой вторичного приспособления. С другой стороны, Мелвилл сообщает, что в его время в военно-морском флоте возможность играть в настольные игры (например, шашки) во время отдыха считалась особой привилегией[321]; сегодня игры в нерабочее время считаются очевидным и естественным правом. Сегодня в британской промышленности восьмичасовой рабочий день с часовым обеденным перерывом и десятиминутным утренним перерывом на кофе или чай составляет неотъемлемую часть представления о работающем человеке. В 1830-х годах на некоторых британских ткацких фабриках считалось, что рабочие по своей природе не нуждаются в свежем воздухе или воде, и поэтому их штрафовали, если ловили за попытками тайком предаться этим радостям в течение рабочего дня[322]. В то время в Британии некоторые хозяева обходились с работниками исключительно сурово, заставляя их работать так долго и тяжело, чтобы у них оставались силы лишь для выполнения работы на следующий день.

Физическое наказание представляет собой хороший пример практики, которая явно предполагает определенные убеждения относительно Я человека, подвергаемого наказанию, и в которой соответствующие представления очень изменчивы. В VI веке святой Бенедикт, решая, что делать с теми, кто допускает ошибки во время чтения псалмов в храме, рассудил, что мальчиков за это надо наказывать телесно[323]. Это представление о том, как заставить слушаться непослушных мальчиков, сохранялось в западном обществе очень долго. Только в последние несколько десятилетий американские школы начали определять мальчиков в качестве объектов, к которым в воспитательных целях могут прикасаться только родители. За последние полвека наши военно-морские силы тоже пришли к мнению, что моряки — это «люди», обладающие минимальным достоинством, которых нельзя наказывать плетьми. Сегодня такой вид тюремного наказания, как одиночное заключение, подвергается серьезной переоценке, и все чаще можно услышать мнение, что изоляция противоречит нашей природе и прибегать к ней нельзя.

Религиозные обычаи предоставляют другой интересный пример участия в организации. В нашем обществе нет ни одного жилого института, который не предусматривал бы дней отдыха, поскольку предполагается, что человек по своей природе нуждается во времени для молитвы, вне зависимости от того, что он делал; считается, что мы являемся неискоренимо религиозными существами. В коммерческих и промышленных организациях это допущение лежит в основе воскресных выходных и нескольких ежегодных религиозных праздников. В некоторых странах Латинской Америки, однако, рабочим организациям приходится уделять религиозной природе человека гораздо больше внимания. Например, работодатели, нанимающие эквадорских индейцев, вынуждены отводить треть года под отпуска в связи с участием рабочих в возлияниях на многочисленных карнавалах и празднованиях личных событий, имеющих сакральный характер[324].