Тотем Козерога

В свои тридцать пять Федор сумел основать рекламную фирму, достиг определенного положения в обществе. Во многом благодаря холодному мышлению, умению общаться с людьми, искать компромиссы. И сколько помню, всегда сохранял присутствие духа, никогда не психовал. Не человек, а концентрированный разум, находчивость, хитрость и спокойствие. На голову выше меня, плотный и широкоплечий. Одет в строгий костюм, галстук и безупречно чистую рубашку. Лицо круглое, холеное. Волос мало, облысел рано. На макушке вообще блестящий пятачок, словно тонзура у монаха-католика. Губы тонкие, нос картошкой. Но комическое и несуразное исправляли глаза – серые, с темными крапинками. В них твердость алмаза, спокойствие леса, уверенность и непоколебимость гор.

Но сейчас на Феди лица не было. Красный и вспотевший, взъерошенный словно воробей. Галстук болтался как дохлая змея, рубашка расстегнута почти до пояса. Глаза бегающие, блестящие.

Начальник несколько раз затянулся, глянул на меня.

– Сашка, хоть ты мне скажи, – быстро произнес он. – Что нужно женщинам?

– Все, – прохрипел я без раздумий. Гул в голове стих, и я обрел способность мыслить. – Деньги, положение в обществе, сильный самец, переживания, секс, цветы и драгоценности. Женщины чаще сами не знают, чего хотят. И поэтому стремятся подгрести под себя все, до чего могут дотянуться. Но ощущение безопасности, комфорта – преобладающие.

– Бабы – самые холодные и прагматичные существа на свете, – согласился Федор. – Тогда почему мы их любим?

– А есть выбор? – проворчал я. – Любви, кстати, не существует. Игра гормонов, не более. Но так сложилось в ходе эволюции, что без женщин не обойтись. Впрочем, есть конечно и однополая… э-э-э… дружба. Но фи… просто фи.

– Ты прав, – кивнул директор, в три затяжки докурил сигарету. Отшвырнул окурок и потянулся за новой. Видно, что немного пришел в себя, успокоился. – Грейс из меня душу вытрясла. Думал, мне за тридцатник, холостяк… Бабью натуру изучил от и до. Но Моран прямо зачаровала…

– Даже так? – фыркнул я, выдавил на губах слабую улыбку. Голова еще кружилась, меня поташнивало. Говорить трудно.

– Не веришь, – понял Федор, посмотрел на меня с затаенной болью в глазах. – Я тоже не верил. А тут хлоп… и попался на крючок. Совсем с ума сошел. Она, дура, то пальчиком поманит, то нарычит и оттолкнет.

– Не верю, – кивнул я.

Федор глянул на меня с тоской. Достал платок и вытер пот со лба. Сигарета помогла, начальник взял себя в руки.

– Как знаешь, – пробормотал он. Тряхнул толстыми щеками и добавил уверенней: – Тебе полагается выговор за опоздание.

Я скривился, развел руками. Глянул на Федю, хотел сказать что-то в свое оправдание. Но вместо этого застонал. Сюрпризы с сознанием продолжались. Вокруг директора появилась едва заметная светящаяся дымка. Около головы ярче, у рук и ног почти невидимая. Цвет фиолетово-синий, очень насыщенный. Но у головы и в районе груди кроваво-красная, болезненная. По нервам стегануло током. В мозг хлынули переживания, образы: боль и страх, восторг и грусть, злость, бессилие, страсть… Я зажмурился, зашипел. Пришло осознание того, что ощущения не мои, а Федины. Сквозь гул крови в ушах прорвался громыхающий голос начальника:

– Сашка, ты что такой бледный? Заболел?

Открыв глаза, я глянул на обеспокоенное лицо Федора. Дымка никуда не делась. Но если смотреть под другим ракурсом становилась бесцветной, незаметной. А когда падали прямые солнечные лучи – сочной, густой…

– Да как-то нехорошо, – прохрипел я. – Наверное, несвежие продукты.

Директор задумался, украдкой потянул носом надеясь уловить запах перегара. Но понятно ничего не обнаружил. Похлопал по плечу, прогудел:

– Иди домой, Сашка. Мне больные работники не нужны.

– А что со срочными логотипами? – возразил я.

– Хрен с ними! – по-барски махнул рукой Федя. – В понедельник доделаешь. Кстати, ты себе контактные линзы поставил? Какие-то странные – светящиеся. Гонишься за техническими новинками, гонишься, а они растут как грибы под дождем. Надо будет себе купить, попугать знакомых…

Директор с отвращением посмотрел на недокуренную сигарету, затушил в пепельнице. Тяжело вздохнул, словно перед нырком в воду, и вышел из курилки. Я еще некоторое время слышал шаркающие шаги, что постепенно становились тверже, увереннее. Все-таки не хлюпик, сильный человек. А перед подчиненными нельзя раскисать, иначе уважать перестанут.

Шлейф чужих эмоций истончился, отпустил измученный мозг. Я очнулся, тупо посмотрел на истлевший окурок с длинным наконечником рыхлого серого пепла. Отбросил, вскочил со стула и, пошатываясь, побрел в туалет. Крутанул кран, поплескал холодной водой в лицо. Набрал в пригоршню и вылил на голову. И так еще пару раз. Посмотрел в зеркало. Федор оказался прав. По радужкам глаз разлилось синеватое свечение. Я недоуменно хрюкнул, всмотрелся внимательнее. Да, ободки горели будто неоновые. Ближе к зрачкам свечение тускнело, становилось слабым, фосфоресцирующим. Кроме того лицо неестественно бледное, под глазами темные мешки.