Тотти. Император Рима

Гол всей моей жизни родился в обстановке этого еще не взорвавшегося напряжения. Он не стал самым красивым, хотя и был впечатляющим, но прилив крови к сердцу, который я испытал в этот миг, уступает только эмоциям от рождения детей и ничему больше. Томмази сделал навес из глубины налево. После того как соперник неудачно сыграл головой, Кандела обработал мяч и отправил его низом в центр штрафной – движение, которое было отрепетировано тысячу раз и которое мы могли выполнять с закрытыми глазами. В этот раз, однако, с вариацией по имени Монтелла. Дельвеккио бы на этом месте не было. Винченцо же, центрфорвард до мозга костей, оказался на линии паса. Я ворвался в штрафную на всех парах, крича «Мой!», хотя Монтелла каким-то образом уже почувствовал мое присутствие и за миг до касания мяча сообразил, что нужно убрать ногу. Это была действительно доля секунды, удар с правой должен быть идеальным, и мне показалось, что я поторопился, что нужно было чуть замедлить шаг. Все это – вихрь мыслей, который растворился, едва появившись: удар получился прямой, по летящему навстречу мячу, который влетел в угол, открытый Буффоном, защищающим остальную часть ворот. Застав его врасплох, как это бывает при хорошо исполненном пенальти. Вот он, гол всей моей жизни. Тот, который останется моим на все времена, будет моим посланием для тифози «Ромы» следующих поколений. Я был таким. Я был этим голом, открывшим счет в самое важное воскресенье в нашей истории.

Конечно, нет никакой возможности запечатлеть в памяти мгновения такого рода. Не может быть такой возможности. Это вспышка настолько ослепительна, что ты никогда не сможешь сделать ничего другого, чтобы так же пережить ее снова и так же обрадоваться. Первая реакция – рев в унисон с народом, собравшимся на «Олимпико», потом – улыбаясь, я начал стягивать с себя футболку, перепрыгнул через рекламный щит и полетел на встречу с Южной трибуной. Я запланировал сделать так не на той неделе, а намного раньше – в день, когда я еще мальчишкой пришел в «Рому». Трибуна в ту минуту изливалась слезами любви и эйфории, и этих слез было так же много, как и тех, грустных, которые я увижу спустя много лет, в свое прощальное воскресенье. За свою карьеру я выиграл немного. Но сила немногочисленных дней триумфа, в особенности этого, 17 июня 2001 года, с лихвой покрывает любой дефицит титулов. Счастье – это не сумма чего-то, оно цельное. Римлянин и капитан «Ромы», который привел ее к скудетто, – это идея, которая стоит выше простой спортивной радости.

«Я – Максимус Децим Меридий, командующий северными армиями…»

Капелло махал руками, призывая нас вернуться на поле: он опасался, что эффект от выхода вперед лишит нас чего-то в следующие минуты, как это иногда случалось, хотел, чтобы наши защитные порядки были совершенными после возобновления матча. В противостоянии с последним соперником, у которого нет цели, особенно прекрасно то, что его подход не меняется. «Парма» продолжила играть так, как будто ничего не произошло, она атаковала на нашей половине поля, Ди Вайо стремился за премией – он забил четырнадцать мячей, ему нужен был еще один для того, чтобы получить предусмотренный контрактом бонус. «Парма» становилась опасной, но ослабила свою оборону, как это неизбежно случается, когда атакуешь большим числом. Незадолго до конца первого тайма Батистуту бросили в прорыв. Его опекали два защитника, которые вынудили его сместиться вправо, и проход Бати в штрафную закончился ударом – сильным, с правой ноги, прямо в вышедшего из ворот Буффона, который выставил ногу и отбил мяч. Но по центру, куда мяч и отскочил, на высочайшей скорости (как и всегда) вбежал Монтелла. Он пробил с хирургической точностью в тот миг, когда мяч коснулся земли, и вот уже «Аэроплан» снова на взлете. Когда я следовал за его разбегом по направлению к Южной трибуне, я подумал, что все закончилось, этим голом все завершается, скудетто у нас отнять не сможет никто. Я поднял голову после объятий и уже не видел лиц тифози, а видел только развевающиеся флаги, заполнившие собой всю трибуну.

В перерыве были жесты, которые мы все понимали с полувзгляда, большие пальцы вверх, улыбки, приготовления к празднику. Капелло был вынужден повысить голос, посоветовал не погубить все то хорошее, что мы сделали, попросил провести последний тайм достойно, но даже ему было трудно найти к чему придраться, чтобы удержать нас начеку, и когда он отворачивался, я чувствовал, что он улыбается вместе с Итало Гальбьяти, своим помощником. Скудетто в Риме – это награда, которая доказывает значительность Капелло, больше, чем победы с «Миланом», который выигрывает титулы не так редко. Лучший способ взбодриться перед вторым таймом – холодный душ. Затем я вышел и в подтрибунке столкнулся с Буффоном, который похвалил меня за то, что я обманул его, пробив в ближний угол:

– Я думал, что ты ударишь в дальний, и заметался, как курица.

В его устах это серьезный комплимент.