На той же неделе Joy Division пригласили играть в ливерпульский Eric’s. Я родилась в Ливерпуле и с большим нетерпением ждала поездки. Мне доставило огромное удовольствие самостоятельно добраться до города и найти клуб; а Йен не забыл включить меня в список гостей. Не то чтобы он часто забывал, но все-таки было бы неловко топтаться у входа без толку. Я вошла в гримерку, разыскивая Йена, и обнаружила его и еще кого-то из ребят за разговором с парочкой молодых поклонниц. Тогда я не придала этому значения, но на следующий день Йен попросил меня не приходить на концерт без Сью или других девушек, мол, это нечестно. Нам постепенно давали понять, что жены и девушки больше не желанные гости. Это в начале их карьеры, когда зрителей приходило мало, мы могли пригодиться для массовки; иногда мы усаживались на усилитель — стеречь, чтобы его не стащили. Было само собой разумеющимся, что мы будем стирать и гладить одежду, упаковывать чемоданы и оправдываться за них перед начальством, но времена изменились, и мы стали вредны для имиджа. Роб Греттон принял вину на себя, но, говоря начистоту, никто не лишал парней права на собственное мнение. Если они были не согласны с «антиженской» политикой, то могли хотя бы высказаться по этому поводу. Я была ужасно огорчена: все происходившее напоминало времена моей беременности. Я тогда уже не влезала в джинсы и в панике одолжила мамино платье. Когда я пришла на концерт, Тони только покосился на меня, а потом отвернулся, ничего не сказав, даже не поздоровавшись. В тот момент я впервые почувствовала, что мое присутствие может быть нежеланным или даже неприемлемым.
Только Стив Моррис продолжал везде брать с собой девушку. Он не высказывал никаких возражений, а просто не слушал того, что говорят другие. С точки зрения управления группой, был, вероятно, смысл держать заботливых женщин подальше от сцены. Это укрепляло отношения внутри группы и позволяло сосредоточиться на главном. Если Йен собирался изображать истерзанную душу на сцене, это было легче сделать без настороженного взгляда женщины, которая стирает его трусы.
Как бы то ни было, между нами ширилась пропасть. Мы никогда не говорили о том, что достать наркотики стало легче с тех пор, как группа обрела популярность, но Йен знал о моем отношении к ним. Я видела его мрачный настрой, знала о передозировке, случившейся еще в школе, и подростковых идеях о смерти. В довершение всего он теперь принимал лекарства, а их точно не следовало мешать с другими веществами. Когда я после концертов заходила в гримерку, случалось, разговор внезапно умолкал, косяки поспешно перебрасывались Тони, а Йен принимал такой вид, будто и не прикасался к ним. Остальные просто не понимали моего неприятия наркотиков. Мне же никогда не приходило в голову рассказать им о прошлом Йена — оглядываясь назад, я понимаю, что слишком ценила, насколько давно его знаю, и не хотела ни с кем этим делиться.
Фестиваль в окрестностях города Ли в конце августа 1979 года был устроен общими усилиями двух музыкальных лейблов, Zoo и Factory. Он должен был стать ярким событием и по меньшей мере положить начало целой фестивальной традиции. Я помнила, что мне было велено не появляться на концертах без других девушек, так что заранее позаботилась о том, чтобы Сью Самнер поехала со мной. День был солнечным и теплым, и я пожалела, что не взяла с собой Натали. Я поделилась этим с Йеном, но он был слишком увлечен обсуждением особенно большой кучи в туалетной кабинке, так что, видимо, не услышал.
Благодаря господину главному констеблю Джеймсу Андертону и полному отсутствию рекламы, все въезды в городок Ли были закрыты на целый день, а полицейских на фестивале, кажется, было больше, чем посетителей. Безрезультатно скатавшись до города за едой, мы наткнулись на дорожное заграждение. Короткий, толстый детина в джинсах жестом приказал мне остановить машину и, показав что-то похожее на проездной билет (рассмотреть не дал), скомандовал нам выйти. Пока три полицейских (двое мужчин и одна женщина) обыскивали нас и «Морис Тревелер», этот толстый дурак издевался над автомобилем, возможно, пытаясь нас спровоцировать. Йен сказал мне, что кое-кто из Factory провозил травку, но, конечно, его машину не остановили. Йен и Бернард отнеслись ко всему с полным хладнокровием.