Tough Cookie (СИ)

И вроде бы всю оставшуюся ночь Чонгука перетягивает по рукам из одной стороны в другую, меняя местами с Чимином и Лиамом, но Чон все равно продолжает чувствовать, как его топит изнутри собственным отчаяньем и липкой вязкой грязью, на порядок темнее, чем он хоть когда-нибудь мог себе представить. И это рубеж, граница, после которой Чонгук готов похоронить себя заживо. Впервые понимая, что все. Он не переживет больше, не эту ночь точно. Теперь собственная никчемность не сотрется, а рваные дыры на сердце не срастутся заново. Потому что Чонгук вдруг так чётко понимает, как мало осталось его самого. Настоящего его. Не слоев из грязи и похоти, затопивших с головой, прожигающих тонкие хрупкие легкие так, что Чон захлебывается этой мазутной черной жижей, и когда за руку хватает кто-то из этих пятерых извращенцев, Чонгуку уже все равно. Потому что он и так опустился сегодня гораздо ниже дна, собственноручно затягивая на шее удавку и выжимая из себя все заряды на жизнь. Потому что дальше ничего нет, конец дороги, обочина и обрыв. Потому что ниже падать некуда. И еще бесконечное множество «потому что», от которых не отмыться. И одна единственная причина, зияющая огромной стирающей в пыль черной дырой Вселенной без сопротивления — ты грязный, Чон Чонгук, потому что тебя трахнул твой собственный брат.

Комментарий к 1.

Просто Чихо после Бермуды ахуенен, он вообще ахуенен. А Чонгук настолько красив, что это точно его роль.

========== 2. ==========

Flashback

Когда Чонгуку исполняется десять, мир кажется ему совсем-совсем простым. Он верит, что Санта Клаус существует, под кроватью живет Бугимэн, а его папа герой и вообще — самый-самый лучший папа на свете. Правда, приходит он только по выходным, но так было столько, сколько маленький Чонгук себя помнит — и это правильно. Герои ведь всегда поступают исключительно правильно. Тем более, если ты ребенок и тебя любят — вопросы не задаются. Даже тогда, когда все кажется жутко странным. А стоит услышать, — подслушать — что у него есть брат, все, что Чонгуку виделось не таким, как у всех, забывается, стирается подчистую детским неконтролируемым восторгом, и остается только одно единственное наивное желание — увидеть старшего хёна как можно скорее. Потому что нестерпимо хочется залезть к нему на руки, обхватывая за шею маленькими теплыми ладошками, прижаться близко-близко и показать братику свое самое тайное сокровище. Потому что МонРён — бело-рыжий уличный песик, которого Чонгук нашел еще в первый год начальной школы, становится его секретом еще тогда. Родители не разрешают ему водиться с бесхозными животными, но Чон отказывается бросать нового друга, прячет щенка в парке неподалеку и незаметно скармливает ему свой обед каждый день, когда возвращается домой из школы. И хён, он ведь, наверняка, будет им за это гордиться, Чонгук почему-то ничуть не сомневается, что будет.

***

Когда спустя год папа отказывается знакомить его со старшим братом, вопросы возвращаются снова. Но Чонгук ничего не спрашивает, только носится надоедливой бешеной ламой вокруг да около и клянчит хоть что-то ему рассказать. Не помогает даже переезд.

— Хёджон, ты должен ему объяснить, — мягко говорит госпожа Чон, наблюдая, как отец Чонгука бережно укладывает того в кровать.

— Юна, — тянет У-старший, когда они вместе спускаются в гостиную и собирают разбросанные по полу игрушки, в которых еще полчаса назад засыпал Чонгук. — Он же еще совсем маленький для таких разговоров.

— Тогда перестань пичкать его историями о Зико, — наставительно произносит женщина и шутливо тычет Хёджона в бок, заваливаясь вместе с ним на диван. Юна знает, что муж любит старшего сына ни сколько не меньше, чем их собственного, а еще она знает, что именно поэтому он никогда не перестает говорить о достижениях Чихо, и возмущенный взгляд в ответ словно доказывает каждую ее мысль. — Чонгук умный мальчик, он поймет.

— Дело не в этом, ты же знаешь, — Хёджон глубоко вздыхает, невесомо поглаживая Юну по плечу, и переводит тяжелый взгляд на зашторенное окно, будто сожалеет раз за разом еще сильнее, стоит озвучить свои мысли вслух. — Они вас ненавидят. Особенно все, что связано с Чонгуком.

— Я понимаю. Наверное. Но мы теперь тоже твоя семья, и Чонгук~и имеет право знать.

— И почему я никогда не могу тебе перечить? — спрашивает У-старший, и в его голосе не слышно ни одной нотки обреченности, только безграничная нежность. — Я поговорю с ним, дорогая, обещаю, только позже, хорошо?

Юна улыбается в ответ, шепчет удовлетворенное «люблю тебя», устраиваясь головой на хёджоновых коленях, и переключает детские мультики на какой-то бессмысленный комедийный сериал, который они взяли за традицию смотреть каждое воскресенье только вдвоем.

***