Последнее время все нормально шло. С мэром прекрасно устроилось, ничего не пришлось делать, судьба помогла… или какой-то добрый человек постарался… Удачно сложилось, Валера мог и заартачиться, он, конечно, долг понимает, но после репетиции и допроса прямо Ричарду сказал: все, за мной долга нет. Пришлось бы другого искать — а так все само собой получилось, очень удачно, я чистый, ребята чистые.
Даже с Феликсом не так страшно — он в милиции сказал одно, я скажу другое, сам, мол, кого-то в мэрии подкупил, кого — не знаю, как теперь проверишь? А что тот человек обманул — так это он мошенник, я подпись не подделывал…
Но если докажут, что был взрыв, трудно будет отговориться… Это уже не поддельная подпись, это убийство…
И вдруг Арсланов замер.
Но если они следили за Феликсом, если выпустили его, как приманку, то и документы на допросе ему могли показать, как приманку, тогда они и за рыжей тоже следят, накроют там всех, Арчил, конечно, ни слова не скажет, но есть у него молодые ребята, совсем неопытные…
Алан Александрович кинулся к рации, включил на передачу, схватил трубку:
— Дети, папа говорит! В гости не ходите, именины отменяются!
Наконец покончили с разговорами, снова расселись по машинам. Только выехали из двора на тротуар, Дима вдруг резко повернулся направо.
— Алексей, будьте добры, притормозите!
Машина остановилась. Дима раскрыл дверцу. Я его за руку схватила:
— Ты куда?
Он охнул, руку потихоньку высвободил, буркнул:
— Полегче, я малость плечо ушиб…
Другой рукой направо показывает.
А там — мама моя родная!
Из окон нашего офиса дым, огонь. А вокруг толпа! Курсантики из пожарки валом валят. Кто с ломом, кто с ведром, кто так бежит. И все к нашим окнам!
Дима заторопился:
— Надо присмотреть за ними, а то на радостях весь дом разнесут! Асенька, не волнуйся, я позже прийду.
И к Алексею:
— Отвезите её домой, пожалуйста.
А потом опять ко мне:
— Рыжик, ты только не беспокойся. Уже все хорошо. Ты молодец. Тут кончится — сразу прибегу.
Я только кивнула.
Ох и вечерок мне предстоит!
До наших окон было всего шагов пятьдесят, но под конец я уже бежал. Больно лихо там орудовали курсанты-пожарники. Здоровые ребята, шуруют ломами, выдирают решетки из стены. Одно окно осталось без стекол — и черные языки сажи уже закрасили стену над ним…
Кричу:
— Стой! Не ломай решетку! Отдерите доску, пройдем через подъезд, в квартиру дверь открыта.
Послушались! С дверью в подъезд действительно быстрей получилось. Влетели в офис, а тем временем подкатила машина, протянули рукава, появился парень в брезенте и каске, с брандспойтом.
— Посторонись!
Из Серегиной комнаты вынырнул какой-то курсант, чумазый как черт, говорит:
— Ерундовое горение, плюнешь два раза…
Пришлось напомнить:
— Перекрытия деревянные!
Брезентовый поддернул рукав поближе, отозвался:
— Сейчас зачерним вам перекрытие, все зальем в лучшем виде, хозяин. Вы ж хозяин, а?
У меня упало сердце:
— Да там же компьютер, дискеты…
— Так что, пускай весь дом сгорит?
Из брандспойта ударила струя и первым делом попала в шкаф с Серегиным барахлом.
Я вздохнул и попятился к выходу.
На лестничной площадке услышал разговор в толпе:
— Окна что, камнем выбили?
— Каким камнем? Стреляли!
— Ну да?!
— Я тебе говорю! Валек сам видел. А потом, говорит, тачка, откуда стреляли, завернула налево, по Репинской!
— Опять разборки какие-то!
— Ага, как прошлой зимой, за мостом. Когда церковь жгли…
Я ещё раз вздохнул, вышел во двор, закурил — и не почувствовал вкуса. В глотке и без того першило от сажи. Во дворе тоже появились люди, стояли группками, кто-то высовывался из окон. Сверху окликнул Резник:
— Дима, что там у вас стряслось?
— Уже ничего, заливают.
Да, это счастье, что училище через дорогу, а то бы всему дому досталось.
Хлопнула дверь за спиной:
— Где хозяин, милиция спрашивает!
Милицию олицетворял капитан Сидоров — райотдел тут рядом, один квартал.