Товар из зоны отчуждения

– Ему наплевать. У нас тут борются с коррупцией на таможне, вся таможня теперь чужая, из других регионов. Но ничего не меняется и не может измениться. Здесь так живут давно. Таможенник, даже если он честный, стоит на посту в горах, случись чего – ему никто не поможет. А если ты проявишь уважение к местным, станешь одним из них, тогда все по-другому. Тебе будут рады в любом доме, тебе подыщут жену и построят дом, если ты попросишь, тебе будут платить сколько положено. Младший офицер таможенной службы здесь живет в трехэтажном особняке, и его никто не посмеет тронуть. Но для этого надо быть своим. И делать то, что делали до тебя. Иначе никто тебе не поможет.

– А вы?

– Я?

– Вы – русская. Как вы здесь оказались?

Анна вздохнула:

– По распределению.

– Что это такое?

Как оказалось, распределение при Советском Союзе означало систему, когда после окончания высшего учебного заведения ты не имел права выбора – государство посылало тебя работать куда нужно. Подумав, Керр пришел к мысли, что это не такая и плохая идея. Государство давало образование бесплатно и вполне имело право получить что-то взамен. Кроме того, в странах Европы молодежная безработица составляла от десяти до пятидесяти процентов. И потому, если государство предоставляет тебе работу по специальности, пусть и не там, где ты хочешь, наверное, это лучше, чем окончить университет и работать официантом в уличном кафе, потому что никакой другой работы нет. Да еще и пытаться погасить образовательный кредит, который ты взял для оплаты учебы.

– И вы? Вы стали своей?

– Не сразу. – Анна пожала плечами. – Здесь не любят чужинцев. Чужинец останется таким навсегда, и его дети будут детьми москаля. Но я не отказывалась ездить по селам и не брала взятки, как бы ни было тяжело. Поэтому люди полюбили меня и приняли в громаду.

– А что такое громада?

– Громада – это местная община. Здесь своеобразные правила. Например, если мы остановимся в деревне, нам дадут приют в любом доме. Потому что я своя. Так как я врач, а врачей очень мало, меня никто не имеет право тронуть, даже тот старик и его внуки. Если меня кто-то тронет, он не увидит следующее Рождество…

– А зачем вы мне помогаете?

– Потому что я дала клятву Гиппократа. И потому что когда-то я и сама была здесь такой…

Анна довезла его до Ужгорода. Выходя из машины, он сунул тысячу евро в бардачок…

На поезде он доехал до Львова, одного из самых старых городов Украины, бывшего в составе и Австро-Венгрии и Польши, и Российской империи, и СССР. Там, по крайней мере, были туристы, много туристов, и не было дедов с пистолетами и стогами сена. Потолкавшись в толпе, он купил местную СИМ-карту и прямо с улицы, найдя место с бесплатным вай-фаем, вышел на связь с куратором.

– То есть ты облажался, – насмешливо уточнил старик, выслушав всю историю.

– Какого черта! Вы отправляли меня в Европу, а это Африка! Ближний Восток!

– Жизнь трудна.

– Вот только не надо этого еврейского глубокомыслия.

Старик пропустил антисемитизм мимо ушей.

– Что тебе надо?

– Первое – понять, в розыске ли я.

– Мы тебя отслеживаем. Ситуация в Украине неоднозначная, но у нас есть каналы влияния. Если ты будешь в розыске, мы сообщим.

– Хорошо. И второе. Я потерял оружие.

– Купи. Зачем нужны деньги?

Киев, Украина. 29 апреля 2021 года

До Киева, столицы Украины, он добирался поездом «Интерсити», в котором (в его вагоне) не было одного стекла, оно было заделано как попало, и постоянно дуло. Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти, и в двадцать три часа по киевскому времени он был в Киеве.

Первое потрясение он испытал от вокзала.

Вокзал был старым и, очевидно, обладал немалыми архитектурными достоинствами, но всего этого не было видно из-за множества ларьков, палаток и прочего, что облепило вокзал, как парша. Было грязно, казалось, что тут не убирались годами. Многие палатки были закрыты, но некоторые, особенно те, что с алкоголем, открыты. Около них паслись люди, некоторые в военной форме. Что они тут делали, непонятно. Дикий выкрик «Слава Украине!» и нестройное, пьяное «Героям слава!» заставили его ускорить шаг…

У выхода на вокзал тоже было грязно. Стояли какие-то тетки, несмотря на ночь, в руках плакаты «комнаты, квартиры недорого». Написано было почти у всех по-русски, а не на державной мове. Чуть поодаль стоял черный джип, одна дверь была открыта, из салона надрывался Вакарчук…

Вставай, пий чай з молоком,
Молися на теплий душ.
Без тебе сьогодні сплять,
Мільйони нових сердець.
Давай, не можна стояти —
Навколо прямий ефір.
Тобі так мало залишилось,
Часу сказати всім,
Часу сказати всім,
В очі сказати їм:
Вставай, мила моя, вставай,
Мила моя, вставай, мила моя, вставай!
Давай, мила моя, давай,
Мила моя, давай, більшого вимогай!