Двадцать третьего июня 1988 года их дочь Людмила Андреевна меняет оставленную ей шахтинскую квартиру на другую — тоже в Шахтах, тоже двухкомнатную — улица Ленина, 206. Когда она разведется с мужем и переедет к родителям в Новочеркасск, эта квартира останется в распоряжении отца. И он ей воспользуется.
Наконец, 27 декабря 1989 года Андрей Романович еще раз меняет квартиру дочери. На сей раз адрес — улица Красной Армии, 123. Туда он прописывает Феодосию Семеновну, для чего ему приходится фиктивно с нею развестись. Мужу и жене, как знают наши граждане, двух квартир не дадут. Наверху виднее, в скольких квартирах должна жить семья. А разведенные — это уже две семьи.
Голь чрезвычайно хитра на выдумки.
Кому только не приходилось ловчить с жильем! Меняли шило на мыло, разводились, сходились, вызывали к себе дальних и ближних родственников, лишь бы выкроить еще несколько квадратных метров, да пошире коридор, да побольше кухоньку, да попросторнее переднюю. Но не слишком ли много хитростей для одной семьи на таком ограниченном пространстве и в такие сжатые сроки?
Но больше всего удивляет скорость, с которой новоиспеченному работнику отдела металлов предоставили жилье: у других на это уходят годы. Алексея Васильевича Масальского тоже удивила эта быстрота, когда он, встретив Чикатило в электричке, узнал о его успехах на квартирном поприще. Ему же, Алексею Васильевичу, и после долгих лет беспорочной службы не досталось ни одного квадратного метра, отчего он и перешел на другую работу, в «Ростовнеруд».
И в самом деле, отчего это у Андрея Романовича так удачно складывалось с жильем?
Вот перед нами страничка с адресами Андрея Романовича, со всеми его разъездами, обменами и разводами. Вот другая страничка, с записями, сделанными на суде: «Я работал в КГБ на правительственной связи…» И хотя произносил он эти слова среди всякой чуши, которую нес, то ли окончательно спятив, то ли прикидываясь спятившим, — про каких-то крыс, которыми его травят в камере, про абиссинскую мафию, вознамерившуюся его засудить, — фраза о службе во всесильной организации не идет из головы.
Но, как говорил генерал Колесников, когда я вижу пачку «Мальборо», я знаю, что это не «Столичные». Уголовный розыск не имеет права на домыслы.
А мы?
По отдаленному дуновению мы ощущаем знакомый запах московских сигарет, но пачки «Столичных» по-прежнему не видим. Будем считать, что ее нет.
Глава XVII
Возвращение. 1988–1990
Включили телевизор, крутим видеосюжет. Короткий, не больше минуты. Снят как-то по-любительски: картинка подрагивает, планы меняются рывком. И видимость не ахти.
Может быть, потому, что снимали осенним днем, сырым и неприветливым, уже под вечер.
Невзрачное одноэтажное строение, из тех, что зовут стекляшками. Похоже на второразрядное кафе или пельменную. Так и есть: мелькнула вывеска «Лакомка». Знаем мы тамошние лакомства… Прохожие. Вроде бы знакомые лица. Так и есть, промелькнул Колесников в штатском. Снова фасад стекляшки. Дверь крупно. Выходит высокий, немного сутулящийся человек в темной куртке и фуражке под капитанскую, но из дешевого кожзаменителя. В руке у него авоська со стеклянной банкой, в банке, видимо, пиво, до половины. Мальчишка в замызганной куртке. Еще один. Человек с авоськой подходит к первому мальчишке, что-то ему говорит. Средним планом улица, не очень опрятная, приближается старуха с кошелкой. Высокий мужчина быстро отходит от мальчика. Старуха проходит мимо. Человек с авоськой обращается к другому мальчику. Окно. В окне чье-то лицо, мальчика окликают, может быть, зовут домой. Человек быстро отходит. Оглядывается по сторонам, медлит, словно чего-то ждет, потом, по-прежнему сутулясь, поворачивается и уходит. Трое мужчин идут ему навстречу. Еще двое настигают сзади, он их не видит. Те, что идут навстречу, поравнявшись с ним, что-то ему говорят. Идущие сзади подходят вплотную со спины. Все останавливаются посреди улицы. Короткий разговор, без жестов.
Финал: высокого ведут под локти, у него на запястьях наручники. Затемнение. Конец фильма.
Через двенадцать лет после первого убийства он наконец арестован. По обвинению в убийстве.
Это произошло 20 ноября 1990 года, под вечер. Но было еще светло, иначе и этого не сняли бы. Техника у нашей милиции сами знаете какая.
Приплыли, гражданин Чикатило.
Отмотаем пленку. Еще только начался восемьдесят восьмой год, и от ареста, снятого на видеопленку, нас отделяют тридцать месяцев и шестнадцать смертей.
Андрей Романович Чикатило пока на свободе.
Переждав бурю, он вернулся. Он поднялся со дна, когда его меньше всего ждали, всплыл на поверхность, когда следователи уже решили, что он умер или покончил с собой. Его не жалели, но оставалось горькое чувство от профессиональной неудачи. От нераскрытой тайны. От того, что правосудие так и не восторжествовало.