Товарищ Чикатило

«С гражданином Чикатило я познакомился одним из первых. Могу назвать точную дату и время знакомства: 20 ноября 1990 года, 15 часов 40 минут.

Все было прозаично. Брали его в Новочеркасске, прямо на улице. Мы шли ему навстречу. Я — с правой стороны, Владимир Семенович Першиков — слева, Колесников — посередине. Владимир Ильич спросил фамилию, Чикатило ответил. Мы с Першиковым перехватили его руки и защелкнули наручники. Арестованный не сделал ни малейшей попытки к сопротивлению, не вымолвил ни единого слова. Даже не удивился.

Он молчал и в машине. Складывалось впечатление, что он ко всему безразличен и его не интересует, почему его задержали. Как будто полностью ушел в себя. Первые слова он произнес по дороге в Ростов, когда мы проезжали поселок „Рассвет“. Он сказал: „Это лишний раз говорит о том, что не надо ссориться с начальством“.

Мы запретили ему разговаривать, но через некоторое время он повторил: „Все-таки с начальством ссориться нельзя“. И замолчал. И больше в машине не произнес ни слова.

Его провели прямо в кабинет Михаила Григорьевича Фетисова, начальника областного УВД. Там были еще Исса Магометович Костоев — руководитель следственной бригады прокуратуры России, прокурор области, его заместитель, начальник бюро судебно-медицинской экспертизы».

Прием королевский. Не многим персонам из уголовного мира оказывали такие почести. Сопровождающие лица, Евсеев с Першиковым, неотступно следовали за ним. Впрочем, караул был не почетным, а самым что ни на есть настоящим.

Первый допрос начался незамедлительно. Как полагается, с формальных вопросов: фамилия, имя и отчество, возраст, где живете, где работаете. Арестованный стал нервничать, он был не просто растерян — ошарашен. Потное лицо, блуждающие глаза, губы дергаются. И еще он все время зевал — бывает такая нервная реакция. Чикатило мычал, заикался, забывал самые простые слова. Не смог вспомнить, где работает, с усилием соображал, когда вступил в брак.

После месяцев изнурительного следствия, после допросов сотен свидетелей, очных ставок, следственных экспериментов и доверительных бесед Амурхан Яндиев придет к выводу, который кажется ошеломляющим, невероятным: убийца и насильник, долгие годы терроризировавший область с четырехмиллионным населением, человек, которым матери пугали детей, опаснейший преступник, на задержание которого выехали с оружием самые опытные сотрудники милиции, этот внушающий ужас человек — заурядный трус.

Но в ноябре 1990 года этого еще никто не знал. Люди, много повидавшие в своей жизни, знающие о кровавых преступлениях столько, сколько остальным — не приведи Господь знать, эти мастера следствия и сыска не могли понять, кто перед ними.

Они тщетно пытались поймать его взгляд. Рассматривали вещи, разложенные на столе: метр крепкой тесьмы, остро заточенный, без зазубрин на лезвии складной нож с игривой розовой рукояткой, любимые газеты, зеркальце, должно быть, для бритья в походных условиях. Все это было распихано по карманам арестованного — почти тот же набор, который был при нем шесть лет назад, в восемьдесят четвертом году, когда его профессионально выследили и взяли Заносовский с Ахматхановым.

Тогда он шастал по вокзалам и электричкам в надежде найти добычу. Сейчас он всего-то и сделал, что вышел из дому за пивом. Зачем нож, зачем тесьма?

Значит, он не терял надежды на поживу. Готов был ублажать свою плоть ценой чужих мучений всякий раз, когда выходил за дверь.

Из материалов дела неясно только, куда девалась банка с пивом. На столе с предметами, изъятыми у арестованного, ее, кажется, не было. И когда ему наручники надевали — кто банку перехватывал?

Остальное сомнений не вызывает.

* * *