Получив в почку девять граммов свинца, начальник оперативного штаба 13-ой танковой дивизии вермахта рухнул со ступенек крыльца тарасовского Дома культуры прямо мордой лица в глубокую лужу. Он замер там, видимо от болевого шока, и больше не рыпался. Минус один.
Но еще до того, как он свалился, я уже пальнул в пронырливую тварь, подстрелившую деда. Но грёбанный майор каким-то чудом вывернулся и на этот раз, дернув за руку и подставив вместо себя под мой выстрел коренастого шутце, продолжающего придерживать дверь.
От удара пули немца сбило с ног, унося в холл здания, и он отпустил тяжелую створку, которая резко пошла назад под действием тугой возвратной пружины. Это-то и сыграло «злую шутку» для ягд-майора: он почти уже проскользнул внутрь спасительного помещения, но тяжелая дверь с размаху ударила его в бедро, заставив промедлить буквально считанные мгновения.
Но мне хватило и этого, тяжелый и разогнанный пороховыми газами кусок свинца шибанул его в бритый затылок, заставив основательно «раскинуть мозгами», но на этот раз уже окончательно и бесповоротно. Следующими двумя выстрелами я отправил на тот свет еще двух фрицев, нёсших караул на улице, и бежавших со всех ног к крыльцу Дома культуры.
Затем я подскочил к двери и, протолкнув внутрь помещения еще подергивающиеся ноги ягд-майора, захлопнул тяжелую створку, заклинив её через ручку укороченным карабином Маузера, который выронил из рук случайно подстреленный мной шутце. Я расслышал суетливые выстрелы охранной команды, оставшейся внутри Дома культуры, но толстый массив дверного полотна пока сдерживал пули.
Я наклонился к упавшему деду, зажимающему рукой дыру в груди. Сквозь его пальцы продолжала струиться кровь. Твою же… Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять — дела деда совсем швах! Огнестрельное ранение в грудь является серьезным состоянием, требующим немедленной помощи и медицинского вмешательства…
При таких ранениях возникает риск проникновения воздуха в грудную полость, что может привести к развитию пневмоторакса, изменению положения сердца и крупных сосудов средостения[2], а в конечном итоге — к смертельному исходу для пострадавшего.
А медпомощи ждать неоткуда, если я только не сумею дотащить старика до Ведьминой балки. А там уж Глафира Митрофановна сделает все возможное и невозможное, чтобы поднять деда на ноги… Но такое развитие событий — это что-то вообще из области фантастки!
Привлеченные криками майора и звуками перестрелки к Дому культуры спешила едва ли не вся танковая дивизия. И уйти от них с раненным дедом за плечами, ну, или всех их перебить к е…ням, та еще задачка…
— Прости… Ромка… — прохрипел дед посиневшими губами, на которых пузырилась ярко-алая кровь. — Подвел… я… тебя…
Так, хреново дело, оценив состояние деда, понял я. Легкое пробито! И дед уже синеть начал! Я придавил его окровавленную ладонь своей рукой, чтобы осуществить первичную герметизацию раны, а вот что делать дальше?
Я-то знал, что нужно срочно наложить окклюзионную (герметизирующую) повязку с закрытием раны воздухонепроницаемым материалом. Подойдет любой полиэтилен — пакет, клеёнка, только где их здесь взять? Еще могла подойти водонепроницаемая упаковка от перевязочного пакета или бинта, но у меня их тоже не было.
Время подпирало — нужно было срочно уносить ноги, пока не стало совсем поздно… И тут мой взгляд упал на двоих подстреленных фрицев, лежащих недалеко от крыльца. А ведь каждому солдату Вермахта и СС полагалось иметь два пакета первой медицинской помощи. Первый, большой пакет с бинтом, хранился во внутреннем кармане правой полы кителя, а если такового не было — в кармане брюк.
На униформе всех родов войск вермахта и различных моделей был предусмотрен подобный карман. Второй пакет, меньший по размеру, находился в правом нагрудном кармане. Но был один нюанс: первоначально бинты заворачивали в старое полотно и перевязывали шнурком, однако, в течении войны появились упаковки и из прорезиненной ткани, защищающие бинты от влаги. Могли также встретиться упаковки из вощёной бумаги.
Я метнулся к мертвым немцам, надеясь, что хотя бы у одного из них окажется в наличие индпакет с упаковкой из прорезиненной ткани. Всё остальное не подойдет. Я старался не думать о том, что старику уже не помочь, и методически обшаривал карманы погибших немцев.
Быстро обшмонав карманы первого трупа, я нервно прорычал свозь сжатые хубы:
— И где же ваш хваленый орднунг, мать вашу?
Чего только не было в карманах этого жмура, но ни одной упаковки бинтов я не нашёл. Как знал, фриц, что они ему не понадобятся, вот и не носил. Зато второй дохляк оказался упакован по всем правилам. Имелся у него и большой индивидуальный пакет, упакованный как раз в прорезиненную ткань.
Зажав пакет в кулаке, я сдернул с шеи ганса ремень автомата и повесил его на свою. Мне оружие сейчас точно понадобиться — в обойме «Парабеллума» осталось всего лишь три патрона из восьми. А обиваться от бегущих ко мне со всех ног фашиков чем-то надо. Вместе с индпакетом и автоматом я вернулся к раненому старику.