Товарищ генерал

— Зовут, зовут, да и покличут! — лукаво улыбаясь, сказала Зина.

Вот как! — засмеялся Харитонов. — Ну, чего ты там написала?

Расскажи!

— Ну да, так вам и расскажу!.. Зачем это вам?

— Как зачем? — деланно серьезным тоном отвечал Харитонов. Может быть, ты этим своим письмом хорошего бойца расстроишь!

— Ну, если он от моего письма раскиснет, — усмехнулась девушка, — какая ему цена! Он не такой! Скорее меня расстроит.

И уже расстроил, товарищ командующий! — с печалью в голосе сказала она. — Сами посудите: лежит в госпитале. В Ростове. Выздоравливает. Скоро опять на фронт, а мне даже не сообщил. Мне его товарищ написал!

— В госпитале? В Ростове! — задумчиво сказал Харитонов. — Там у меня племянница. Такая же, как ты. Я ее десять лет не видел…

— Ее не Женей зовут?

— Ну да! А ты как угадала?

— Товарищ командующий, я от нее письмо получила. Она в том госпитале дежурит…

— Ну, вот что, — оживился Харитонов, — туда наш наградной отдел едет. Награды вручать. Твоего как фамилия?

— Бойко… летчик…

— Как же, — с гордостью проговорил Харитонов, — подписывал!

Ты можешь съездить к нему… Отпросись… С подругами поговори…

подменят!

На другой день Зина была в Ростове. Петю она не застала в госпитале. Он выписался и уехал в часть.

Заночевав у Жени Харитоновой, Зина несколько часов проговорила с ней.

Утром, когда мать Жени позвала девушек к завтраку, в дверь постучали.

В комнату вошла высокая красивая девушка в сопровождении молодого офицера.

Зина, вся похолодев, с ужасом узнала младшего лейтенанта, который вел колонну пополнения.

"Неужели он? — спрашивала она себя. — И было ли с ним то, что я видела? Как он очутился здесь? Бежал? Но он шел к ним с поднятыми руками? Предатель!" — пронеслось в сознании. Затуманенные гневом, строгие, блестящие глаза ее вонзились в Шикова, прядь волос выбилась на лоб, щеки разгорелись.

Шиков несколько секунд стоял без движения. Он весь будто обмяк. Смутно различал только необыкновенно похорошевшее лицо Зины, испуганно-недоуменное лицо и настороженные глаза Жени.

У него было ощущение, точно он залез в пчелиный улей и разворошил его.

Такой случай с ним произошел в детстве. Разъяренные пчелы облепили его и жалили до тех пор, пока он не прибежал домой.

"Я не хотел умереть в бою. Я думал, что избежал смерти в тот роковой час, когда мне казалось, что все погибли. А вот и не погибли. А я гибну. Что же я такое сделал?.. Ах да, я залез в пчелиный улей. У них есть право жалить меня. Отчего же я не защищаюсь?

Я могу застрелить эту связистку. Что же мешает мне это сделать?

Нет у меня той внутренней силы, какая пылает в лице ее!"

Шиков вдруг почувствовал одно-единственное желание — чтобы скорее все кончилось. Вот сейчас его разоружат и поведут как диверсанта и шпиона. Будут проклинать, бить, топтать!

Тусклое безразличие к жизни, которая ничем не порадовала его за то, что он пренебрег для нее смертью в бою, внезапно охватило Шикова. Чем вознаградила его жизнь за этот поступок? Ничего, кроме пустоты и скуки! Вот если бы такая полюбила!

Только теперь, пронизываемый этим чувством, Шиков постигал значение слов, которые всегда казались ему только словами. В них открывалось нечто такое, чего он раньше не понимал. Слова эти сулили счастье…

"Как рассказать ей это? Да у меня и слов таких нет. И не поверит она мне! — Шиков снова в ужасе представил себе сцену суда, — Нет, нет, мысленно кричал он, — я не шпион! Я вам покажу настоящего шпиона! А меня судите! Пусть меня отправят в штрафную роту. Я заслужу прощение, и, если суждено погибнуть, я отдам жизнь не так позорно, как сейчас!"

В сенях послышались шаги. В дверь постучали. Зина откинула крючок. Вошел комендантский патруль.

"Кто-то уже, видно, с черного хода сообщил!" — пронеслось в голове Шикова.

Зина, еще не окончательно справившись с волнением, сказала:

— Я задержала этого человека. Отправьте его со мной в комендатуру. Там я все расскажу!

— Ваши документы! — обратился лейтенант с повязкой на рукаве к Шикову.

Тот достал и протянул удостоверение личности.

Прочитав удостоверение, лейтенант с недоумением посмотрел на Шикова.

— В чем дело, товарищ младший лейтенант? — стараясь придать голосу суровую интонацию, спросил он.

Небрежно-покровительственным тоном, с беспечностью попавшего в скандальную историю гуляки, Шиков махнул рукой, как бы давая понять своим жестом, что это та самая история, в которой каждый может очутиться. Лейтенант должен его по-мужски понять.

Надо как-нибудь угомонить эту взбешенную ревностью бабенку!

— Ваши документы! — строго обратился лейтенант к Зине.

Зина извлекла из нагрудного кармана гимнастерки командировочное предписание. Лейтенант долго его разглядывал. Затем, пристально посмотрев на Зину, снова посмотрел удостоверение и размеренными движениями, словно он совершал священный обряд, сложил удостоверение вчетверо.

— Вы должны были вчера уехать! — сказал он. — Удостоверение просрочено! Пойдемте.

В голосе его, как показалось Зине, прозвучала оскорбительно-насмешливая нота.

— И вы, товарищ младший лейтенант, тоже! — добавил лейтенант Шикову.