Справится или не справится без него Красная Армия? "А вдруг и в самом деле справится?" — подумал он.
И чем больше думал, получалось не в его пользу.
"Но тогда что же такое я? Зачем меня оторвали от Даши? Зачем со мной разговаривают, как если бы я что-то значил? А медаль "За отвагу"? А то, что мне доверили жизнь генерала? Если бы не я, Харитонов мог попасть в лапы фашистов еще в Колларовке!
Кет, тут что-то не так!"
Он уже собрался было отписать Даше в таком духе. Но, поразмыслив, решил, что такое письмо нельзя посылать. Названия мест, где отличился в боях, писать нельзя-цензура не пропустит.
А так-кто же поверит! Бахвальство не к лицу сержанту и кандидату партии.
"Так как же написать?"
Долго думал он и решил написать так:
"А что касается, что без твоего мужика Красная Армия справится, ты Денису скажи, что, если б без твоего мужика Красная Армия справилась, его бы в армию не взяли, с тобой и малыми детьми не разлучили, так долго в армии не держали, и спал бы он с тобой на пуховой постели, как Денис с Мариной. А без него справляемся и просим об одном — чтоб наших жен не обижал, а помогал им давать фронту все необходимое для окончательной победы над врагом".
Харитонов с улыбкой слушал рассказ Миши. "Миша не только за себя ответил. Он за всех бойцов ответил. Если его призвали, — значит, без него не справятся. Не так ли и я должен решить этот вопрос? Я должен драться за свое место а строю!"
Другое чувство, вызванное в его душе рассказом Миши, относилось к жене.
Она писала, что вернулась в Москву, но встретились затруднения с постоянной пропиской. Она просила прислать адъютанта, чтобы уладить этот вопрос. Он ей ответил, что высылать адъютанта по такому делу считает неудобным, да и незаконным.
В следующем письме она написала слово «муж» в кавычках.
Он не понял, чему следовало приписать ее обиду.
"Благодарю за искренность, — писал он, — но для меня непонятно, почему ты слово «муж» написала в кавычках. Я считаю себя твоим мужем без кавычек. Как и-прежде, мои мысли только с тобой. Напиши, в чем дело. У меня дела идут не совсем гладко. Затерло на одной из очень важных операций. Потерял всякую человеческую норму сна и отдыха. Прилагаю все усилия, энергию и способности, но успеха желаемого пока не добился".^
Это он писал в конце марта, когда не ладилась операция под Славянском.
В следующем письме она сетовала на то, что он не отвечает на ее письма. Выражала опасение: получает ли он их? Жив ли он?
"Если ты занят, — писала она, — и не можешь отвечать сразу, поручи это адъютанту!"
Он снова должен был ей разъяснить:
"Письма и открытки получаю регулярно. Бессчетно благодарю, но отвечать на каждое не хватает времени. Ты на это не сердись.
Мой адъютант всегда со мной и временем располагает таким же.
Ему достается не меньше, чем мне, так что я не могу его утруждать. Решу задачу, высплюсь и отвечу так, как я привык писать тебе. Не односложно: "жив, здоров", а все, что накопилось в душе".
В следующем письме она объясняла, что значит «муж» в кавычках. Но это письмо пришло в день отстранения его от должности, и он на него до сих пор не ответил. Он был теперь в таком же положении, как Миша. Обыкновенной почтой невозможно было сообщить Наде о том, что произошло. К тому же он чувствовал себя не вправе огорчать ее таким известием. Но теперь, после беседы с'Мишей, Харитонов засел за письмо.
"Надюша! Ты пишешь, что для некоторых твоих соседок мужья в лепешку разбиваются. А я якобы слишком скромен, а скромность иногда бывает неуместна. Скромность никогда не мешает.
Для тебя я рад все сделать. Но больше того, что в моих силах, я не могу. Сейчас у меня дела далеко не веселые. Враг решил мстить за Ростов. Зезать нельзя. Прозевал-вывалишься из тележки с треском. Думаю, что меня еще хватит для того, чтобы покончить с фашизмом, если какая-нибудь случайная пуля или бомба не оборвет мое желание. Совсем недавно я чудом остался жив после одной из бомбардировок. Почему остался жив, когда несколько любимых друзей, бывших со мной, тяжело ранены, — и сам не знаю. Чудом вырвался из-под обломков и пламени разрушенного дома. Но это ничего. На то война. Здесь не у тещи на блинах!"
Харитонов снова вспомнил обе бомбежки узла связи. И мысли о тяжело раненных друзьях овладели им с новой силой.
Он вспомнил ординарца. Вспомнил, как Айдаров по-своему понимал геройство. Однажды Айдаров, находясь в кавалерийском взводе охраны штаба, заарканил и увел немецкого мотоциклиста.
Харитонов похвалил его за геройство. "Это не геройство, товарищ генерал, — возразил Айдаров, — арканить лошадей меня отец в горах выучил. Геройство, если я сам сообразил. Был у меня такой случай. В бою выбыла из строя моя рота, я присоединился к другой. Кончили бой ночью, подходим к полевой кухне с котелками.
Повар всем наливает, а мне не дает. "Ты не нашей роты. На тебя нет продуктов!" — "'Но я же воевал, кушать хочу, дай!" Повар свое: