«Товарищ Керенский»

Оценить вклад лидера фракции трудовиков в организацию подполья сложно. Историк партии социалистов-революционеров М. Мелансон полагает, что эсеры-подпольщики пытались использовать Керенского и контролируемые им ресурсы в своих интересах, но отвергали его руководство[169]. Другие подпольщики также обсуждали отношение к Керенскому, влияние которого возрастало. Революционеров, очевидно, привлекали и денежные средства, находившиеся в его распоряжении. По-видимому, вопрос об использовании этих ресурсов А. Г. Шляпников и поставил перед В. И. Лениным. Во всяком случае, в своем ответе в сентябре 1915 года лидер большевиков аттестовал Керенского как «революционера-шовиниста» – с представителями этого направления нельзя было создавать каких-то блоков, однако следовало использовать их выступления, оказывать взаимные технические услуги. Письмо Ленина можно было трактовать и как совет воспользоваться ресурсами Керенского, и как призыв к совместным действиям во имя уничтожения режима: «…отношения должны быть прямые, ясные: вы хотите свергнуть царизм во имя победы над Германией, мы для интернациональной революции пролетариата»[170]. Как видим, те различные комбинации широкого фронта оппозиционных сил, которые пытался создать Керенский, могли включать даже большевиков. Опыт разнообразных переговоров во время войны, в том числе переговоров безуспешных, влиял и на действия их участников в дни Февраля, и на взаимные оценки. Так, первоначальная сдержанность некоторых видных большевиков в их оценках Керенского могла быть связана и с совместной деятельностью в предреволюционный период.

В 1917 году о контактах с Керенским вспоминали и другие большевики. К примеру, И. Степанов в конце августа опубликовал статью, в которой коснулся жизненного пути Керенского, к тому времени уже возглавлявшего Временное правительство. Автор вспоминал о своей встрече с будущим министром в ноябре 1916 года: по словам Степанова, лидер трудовиков в это время «полевел», но в рабочих выступлениях видел руку Охранного отделения и императорского двора, который он считал германофильским[171]. Можно предположить, что видный большевик хотел таким образом дискредитировать главу Временного правительства: Керенский-де не понимал истинных мотивов рабочего движения, его подлинной природы, а это предполагало, что политик не представлял истинных настроений масс, был от них оторван. В результате ставился под вопрос «демократизм» лидера Февраля. Однако текст Степанова мог читаться и иначе: даже большевики, политические противники Керенского, подтверждали его участие в нелегальной деятельности, а занятие ею продолжало быть в глазах многих источником авторитета любого революционного политика.

На репутацию Керенского оказывали влияние и другие действия, совершенные им во время войны. Осведомленный о настроениях разных групп подпольщиков, он участвовал и в различных совещаниях легальной оппозиции, на которых призывал либералов к решительной борьбе с режимом. Он убеждал своих собеседников, что страна находится накануне революции, однако большая их часть не разделяла этого мнения, считая энтузиазм Керенского чрезмерным[172]. Тем не менее после свержения монархии подобные предложения лидера трудовиков могли восприниматься как точный прогноз, как предвидение вождя, наделенного даром пророчества, а это должно было укреплять его авторитет.