«Товарищ Керенский»

В годы войны популярность Керенского возросла, чему способствовали его речи в Думе. Запреты на их публикацию лишь привлекали к ним внимание – тексты выступлений депутата распространялись в списках, в машинописи, а подпольные организации выпускали листовки, цитируя оппозиционного оратора. После Февраля эти запрещенные речи печатались в прессе и отдельными изданиями: они укрепляли репутацию министра как противника «старого режима» и утверждали его авторитет как политика, обладающего даром предвидения. Известность приобрели и другие тексты Керенского. В 1915 году был казнен бывший жандармский офицер С. Н. Мясоедов, безосновательно обвиненный Ставкой верховного главнокомандующего в шпионаже в пользу Германии; кампания шпиономании, инспирированная тогда Ставкой, должна была отвлечь общественное мнение от просчетов военного руководства[173]. «Дело Мясоедова», в виновности которого были убеждены люди разных взглядов, провоцировало различные конспирологические построения, в любом случае предоставляя важный пропагандистский ресурс: правые подчеркивали, что Мясоедов был женат на еврейке и имел деловые связи с еврейскими предпринимателями, а левые напоминали о жандармском прошлом офицера. Керенский успешно использовал «дело Мясоедова» для обличения «измены в верхах». Депутат направил письмо председателю Государственной думы М. В. Родзянко, требуя немедленного созыва Думы. Не приводя доказательств, Керенский писал, что «измена свила себе гнездо» в Министерстве внутренних дел, где якобы «спокойно и уверенно работала сплоченная организация действительных предателей». Эти силы-де оказывали «враждебное противодействие успешному окончанию внешней борьбы». Керенский выдвигал обвинение не только против какой-то группы чинов министерства – он обличал все могущественное ведомство: «…руководящие круги МВД весьма прикосновенны к тому влиятельному у нас политическому течению, которое считает настоятельно необходимым скорейшее восстановление тесного единения с берлинским правительством». Спасти страну – обязанность избранников народа: «Государственная Дума должна сделать все, чтобы оградить нацию от гнусного удара в спину»[174]. Письмо Керенского получило широкое распространение, некоторые современники целиком переписывали его в свои дневники. По данным Охранного отделения, письмо живо обсуждали в «партийных кругах» студенчества, размножали на гектографе. Листовки с его текстом распространялись в столичном университете, это вызвало возбуждение даже среди умеренных студентов, а левые студенческие группы – социал-демократы и эсеры интернационалистских взглядов – пытались использовать данный текст для антивоенной пропаганды[175]. Письмо Керенского издавали даже большевики[176]. Оно распространялось в Москве, Харькове, Киеве, Кронштадте, а в Юрьеве (Тарту) появились листки с переводом его на эстонский язык. Немало экземпляров письма попало в действующую армию[177].

Обстановка нарастающей шпиономании и ксенофобии эпохи мировой войны привела к появлению конкурирующих теорий заговора. Чуть ли не все политические силы России использовали в своих целях германофобию, правые же конспирологические построения были окрашены в цвета антисемитизма и англофобии. Оппозиция все упорнее говорила о придворной «немецкой партии», желающей сепаратного мира, получили распространение и слухи о «заговоре императрицы»[178]. После революции некоторые невероятные теории заговора временно приобрели статус достоверной информации; соответственно, их творцы и распространители наделялись репутацией смелых патриотов, разоблачавших измены «старого режима». Ненависть к полиции, прекратившей свое существование после Февраля, способствовала тому, что память о «разоблачении» Керенским «заговора МВД» служила повышению популярности революционного министра.

Создавая собственную версию «удара в спину» российской армии, Керенский обличал конспирологические построения своих политических противников. В годы войны некоторыми правыми политиками и высокопоставленными военными распространялись и слухи о том, что в прифронтовой полосе еврейское население чуть ли не поголовно занимается шпионажем в пользу противника, а в местечке Кужи евреи якобы даже обстреливали русские войска. Керенский отправился на место событий и провел расследование, на основании которого в июле 1915 года в Думе назвал обвинение «гнусной клеветой»[179]. О кужском расследовании и выступлении Керенского писал и Леонидов в 1917 году: «Керенский силою фактов и неопровержимостью собранных им данных разбил этот гнусный навет, разоблачил его темных авторов и вывел на свет Божий их недостойную и позорную игру»[180]. Репутация защитника национальных меньшинств тоже была весьма востребована после Февраля.