Товарищ Ленин

Точно окруженная огненным кольцом, она одна, безмерно любившая своих детей, стояла на страже их благополучия, зная, отлично зная, что все они, и сыновья, и дочери, и зять, все всегда готовы отдать себя за ту манящую идею борьбы, за что один уже сложил свою честную, смелую голову, а все другие готовы всегда пойти на что угодно, на какие угодно страдания и лишения, лишь бы восторжествовало то, в чем они глубоко убеждены.

Мать одной из самых революционных семей, она, страдая и мучаясь муками любящей и любимой матери, гордилась своими детьми, среди которых вырос и возмужал тот, кто отмечен судьбой в веках и в истории тысячелетий.

* * *

Пришли годы страшной кровавой империалистической войны. Все смешалось. Бурная жизнь кипела и уносила людей в безвестные дали. Коснулась она и семьи Марии Александровны.

Как-то рано утром, часов в шесть, слышу телефонный звонок. Несомненно, что-то тревожное.

Вскочил с постели. Подхожу.

— Вы можете ко мне прийти? — слышу слабый старческий голос.

«Кто это? — думаю. — Батюшки, да ведь это Мария Александровна!»

— Конечно, сейчас, сию минуту. — А сам не решаюсь спросить, что случилось.

— Приходите поскорей, пожалуйста, поскорей… — чуть-чуть звучит в телефон. — Маня пропала…

— Да что вы? — спешу сказать. — Нет, она жива-живехонька. Я только что вчера получил письмо от Веры Михайловны — она ее встретила на фронте…

— Не может быть!.. — слышу радостный всплеск повеселевшего голоса.

— Верно…

— А вы меня не обманываете?

— Да нет же, Мария Александровна, я письмо принесу.

— Буду ждать…

— Ну-ну, бегу…

И я действительно побежал ранним летним утром к Марии Александровне, ясно представляя себе, как она перетревожилась за эту ночь…

Звоню.

Она сама и отворяет. Еще более похудевшая, взволнованная. Пятна яркого румянца на ее измученном матовом лице подчеркивают ее душевное волнение.

Я читаю ей письмо. Она требует еще раз прочесть. Перечитываю еще раз, внятно, спокойно, с расстановкой.

Она успокаивается и задает мне ряд испытующих вопросов. Я показываю ей почтовый штемпель на конверте, и она вдруг добро-добро улыбается и ласково благодарит меня за принесенную ей весточку.

— А то вот я всю ночь не спала, все о Мане думала… Причудилось мне, что с ней несчастье.

Она повела меня пить чай с баранками, и я с удовольствием рассказал ей все, что знал о Марии Ильиничне, о том, где она встретилась с Верой Михайловной, сколько верст от фронта, грозит ли ей опасность от немцев, может ли она попасть в плен. В эту минуту нас только это и интересовало. Я твердо обещал Марии Александровне сообщать ей решительно все, что я буду знать о фронте, и тотчас же написать моей жене Вере Михайловне, чтобы она сообщала также все, что она будет знать о Марии Ильиничне.

И мы расстались.

* * *

Быстро шло время. И вот наступил час, когда не стало Марии Александровны. Она умерла на руках своей дочери Анны Ильиничны.

Хоронили ее на Волновом кладбище в Петрограде.

Война разметала многих из нас в разные стороны. Пришли на похороны немногие. Мы собрались все в кладбищенской церкви.

В гробу она выглядела такой же добрострадающей, как и в жизни. И меня крайне удивил своей легкостью гроб, когда нам вдвоем с М. Т. Елизаровым пришлось нести его на руках до могилы от кладбищенской церкви, где по законам того времени обязаны были ее отпевать, чтобы получить право похоронить.

Быстро насыпан был холм, и мы украсили его живыми цветами. Грустно постояли, подумали и пошли.

Мать Владимира Ильича умерла, так и не дождавшись встречи с ним.

Грянула Февральская революция.

События мелькали одно за другим.

Вот, наконец, и Владимир Ильич приехал в Петроград.

Его торжественно встречал революционный пролетариат, матросы и солдаты.

Прошли первый вечер и первая ночь: митинги, речи, призывы, клятвы, воспоминания.

И вот наступил первый день свободного пребывания Владимира Ильича в Петрограде.

Он позвонил мне и просил прислать автомобиль, и я знал, что первой его поездкой в Петрограде будет поездка на Волково кладбище на могилу матери.

Всегда сдержанный, всегда владевший собой, всегда серьезный и задумчивый, Владимир Ильич не проявлял никогда, особенно при посторонних, интимности и задушевности своих чувств. Но мы все знали, как нежно и чутко относился он к своей матери, и, зная это, чувствовали, что тропинка на Волковом кладбище, туда, к этому маленькому холмику, была одной из тяжелых дорог Владимира Ильича…

В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ

Коршун