Товарищ маркетолох

– Тот же лес, тот же воздух и та же вода, – нервно промурлыкал я себе под нос, оглядывая обступившие пристанище криминального авторитета мрачные кроны лиственной опушки и призрачно мерцающую в лунном свете излучину одного из многочисленных притоков Оби, – Только он не вернулся из боя… Типун мне на язык, если живой останусь, конечно!

В этот раз Коша Ладный принял меня во всё той же гостиной комнате, но без накрытого его любимой хрустальной посудой и дефицитными деликатесами стола. Хотя сам стол так и остался стоять на своём прежнем месте, играя поляризованными бликами от света всё так же висевшей под потолком многорожковой хрустальной люстры.

– А где же… – недоумённо оглядел я безлюдное, не считая самого хозяина, помещение.

– Отпросились! – усмехнулся тот, – Как узнали, что едет мечущий чёрный жемчуг карась!

– Нет уж, оставь её у себя! – хмуро бросил мне вор, когда я с кривой ухмылкой протянул ему ту самую памятную чёрную гальку, – Знаешь, я часто бываю, э-э, по делам в Средней Азии, а у одного из тамошних народов есть такой красивый обычай, по которому долговая расписка хранится у должника, а не у кредитора. Ты представляешь, какое чувство долга?

– Мне это довольно таки трудно себе представить, Николай Александрович, – отозвался я с лёгкой иронией на уровне дозволенного известными обстоятельствами стёба, – Я ж ведь, вообще-то, русский и, более того, как бы урождённый сибиряк, а не туркмен!

– Ладно, Иван, оставим этот ни к чему и никого не обязывающий трёп! – впервые назвав меня по имени, решил перейти сразу к делу авторитет, – Это правда, что ты дочь Тимофея Емельяновича от острого лейкоза исцелил? Ей ведь, говорят, лепилы напутали там что-то с химиотерапией, печень с почками надсадили, из-за чего пересадка костного мозга была абсолютно противопоказана. Только, ради бога, не спеши отнекиваться, Иван, твой ответ для меня и ещё одного человека очень и очень важен!

Вняв совету не спешить и одновременно с этим сообразив, что мою фирменную обувь, по крайней мере, сегодняшним вечером никто не собирается менять на тазик с бетонным раствором с целью превращения меня в подводного, хе-хе, Ваньку-встаньку, я задумался.

С одной стороны, всё было предельно ясно и понятно, а то, что Коша Ладный употребил в своей обычно свободной от фени речи блатной жаргон, назвав врачей лепилами, говорило о крайней степени испытываемого им во время разговора со мной волнения.

Но, с другой стороны, становиться всеобщим народным целителем, как бы это почётно, а, то, может быть, и выгодно, ни звучало со стороны многочисленных героев попаданческой литературы, не взирая на клятву Гиппократа, мне ну очень уж, почему-то, не хотелось бы.

Мир наш ведь не так-то прост, если только не сказать больше, и абсолютное большинство людей в этом непростом мире болеют, расплачиваясь, если и не за свои собственные, то за какие-то чужие общечеловеческие грехи, пусть даже само понятие греха у них разнится …

– Где больной? – неожиданно услышал я с удивлением свой собственный голос.

– Больная! – с радостно воодушевлённой суетливостью поправил Коша Ладный, – Сюда, пожалуйста, в соседнюю комнату. А руки можно помыть за той дверью, если необходимо.

Окинув сомневающегося в неукоснительном исполнении элементарных правил врачебной гигиены варнака уничижительным взглядом навеки уснувшего во мне Петровича, я молча прошёл в указанную дверь, где, обнаружив всё необходимое, принялся намыливать руки

– Николай Александрович! – обратился я к хозяину дома только для того, чтобы нарушить воцарившееся тягостное молчание, – Вы не могли бы удовлетворить моё любопытство по поводу происхождения вашего, скажем так, второго имени? Впрочем, если не хотите…

– Ну почему же, – снова усмехнулся криминальный авторитет, – Обучать зелёную поросль тоже входит в кодекс неписанных законов моего мира! Ну-ну, не напрягайся так, студент, ты ведь по любому уже никогда не станешь его частью, коли уж нацепил красный значок. Нет-нет, сесть-то ты сможешь, если дурака сваляешь, от сумы да тюрьмы, как говорится, но вот из «мужиков» тогда тебе выбраться не светит… А по поводу моей клички, так всё очень просто. Коша, потому что Никоша, то есть Николай, а Ладный, потому как в карты очень хорошо, говорят, играю. А хорошо играть в карты у нас это и есть «ладить»!

– Хм, – разочарованно хмыкнул я, тщательно стрясывая с рук капли влаги. Мало ли какая зараза гнездится в пусть даже на вид и чистом полотенце человека, сидевшего при всех советских вождях, кроме Ленина, – И в самом деле, просто, Николай Александрович! Нет, про Кошу, который Никоша я-то сразу сообразил, а вот про «Ладного» я думал, что это из-за, редкого для человека вашей среды, безукоризненного внешнего вида. Вот только, когда слишком часто начинаешь повторять вашу кличку, то язык легко срывается на…

– Не стоит часто повторять это! – холодно оборвал меня Коша Ладный, – Идём к больной!