Товарищ маркетолох

– Да жив твой Серёга! – сдался, в конце концов, Петрович, сжалившись над потерянным видом Михаила, – Жив и, как говорила героиня Веры Алентовой, по-прежнему довольно упитан. И даже на своих ногах бегает где-то там в Москве. И, это, в общем, на счёт формы допуска ты как раз тоже не прав. Разумеется, сам проверишь и перепроверишь, но теперь ваше дело даже «для служебного пользования» не тянет, ибо уникальный случай с твоим не менее уникальным обалдуем уже попал по воле одного молодого профессора в анналы не только нашей отечественной, но и общемировой медицинской практики.

– Почему это вдруг обалдуем? – неуверенно улыбаясь и кое-как вытирая рукавом своего комбинезона заплаканное лицо, спросил Михаил, – И куда это он попал? В какой такой ещё анал-манал? Вроде бы, никогда не водилось за ним, гм, такого!

– Куда, куда… – недовольно проворчал Петрович, – Куда надо, туда и попал! В учебники по военно-полевой хирургии он попал! Я ведь твоего Серёгу лично оперировал в наскоро развёрнутом полевом госпитале под… Ну, да ты, Мих, и сам, в общем-то, знаешь под чем, когда и где. Подробные детали проведённой тогда хирургической операции тебе вряд ли что смогут рассказать, если только ты сам не сможешь представить себе методы лечения костей конечностей с использованием минимально инвазивных технологий остеосинтеза интрамедуллярными гвоздями с блокированием и пластинами с угловой стабильностью винтов. Ну, это такой метод внутреннего остеосинтеза, мужики.

Пожалуй, не менее десяти минут над уставленным разнообразными бутылками, стаканами и закусками столом висела ошарашенная поболее нас самих всеобщая недоумённая пауза, по окончании которой Виталий снова молча разлил всем по привычной дозе и осторожно прокашлялся, как наиболее продвинутый из нас в техническом отношении.

– Что это было? – задал он мучавший всех нас сакраментальный вопрос голосом Алексея Булдакова из «Особенностей национальной охоты», – Минимально… инвазивно… Не, ну, что это про кости, нам это понятно. Про понятие технологии тоже понятие имеем. Какие-то там пластины, винты, блокирование и даже стабильность, Мы, Петрович, как мужики, тоже на троих сообразим. Но что это за интрамедуллярные гвоздики такие, Петрович?!

– Гвозди? Ну, это, скорее, шурупы. Такие анатомичные шурупы из титанового сплава. А всё вместе представляет собой один из методов внутреннего остеосинтеза, – отмахнулся, было, военврач, но заметив наши поморщившиеся фейсы, попытался исправиться, – Ну, это метод обездвиживания костных отломков для сращения огнестрельных переломов. Вам, мужики, наверное, лучше знаком наружный остеосинтез, когда костные отломки соединяют с помощью дистракционно-компрессионных аппаратов внешней фиксации.

– О как! – крякнул я, – Так бы и сказал сразу, а то гвозди какие-то он… Ну, за понимание!

– За понимание! – понимающе ухмыльнулась прочая братия, со звоном сдвигая стаканы.

– А обалдуй он, – продолжил Петрович после того, как основательно закусил, – Обалдуй, потому как он цельную фляжку спирта успел накатить, прежде чем под мой нож попасть. Принесли его ко мне, а он песни орёт, что-то из Есенина, кажется, и, самое главное, всё про какого-то Миху через раз добавляет, типа, промедолу пожалел и весь кайф сломал.

– Да я ему, мля, и без того по два тюбика засадил в каждую ногу, – искренне возмутился Михаил, оскорблённый в своих самых лучших чувствах, –А как же его вытащили? Там…

– А ничего там уже больше не было! – довольно резко оборвал его Петрович, – Как только ты, гм… сделал своё дело и оставил там лазерный маячок, сразу же после твоей эвакуации по тому месту наши ВКС штатно отработали ракетой морского базирования. Серёга твой только слегка оглох, окосел и Есенина громко читал. Ох и матерился наш анестезиолог!

Похоже, в нашем Петровиче пропал великий психолог. Хотя и врач-хирург он, наверное, тоже от Бога. Но надо было видеть выражение безмерного и опять же какого-то детского счастья на морде лица Михаила, с ещё не совсем обожжённой души которого буквально сняли неведомую, по крайней мере, нам с Виталием тяжесть.

– Ну так что, товарищ военнослужащий, мировую? – вполне миролюбиво спросил я у Михаила, продолжать дуться на которого было бы просто глупым ребячеством.

– Прости, брат! – всего-то и ответил тот, подходя, склоняясь и обхватывая меня своими бревноподобными ручищами. Одарив каждого из нас такого рода телячьими нежностями, как ворчливо обозвал искренние порывы его души Петрович, Михаил сел на своё место и торжественно поднял кем-то заботливо наполненный почти до краёв стакан.

– Братья! Да-да, именно так, не побоюсь теперь этого святого, но через край замыленного, но так до конца и не отмытого слова! Пусть и не участвовали Виталий с Марком в боевых действиях – это не плохо и не хорошо, это просто есть. Я успел повоевать, Петрович более моего насмотрелся всякого, и это тоже ни плохо, ни хорошо. Но одно я сегодня понял во время сеанса нашего общего единения – отныне мы братья, всегда и везде. За братство!