Товарищ маркетолох

Против подобного аргументированного опытом поколений довода Ваньке возразить было, собственно, нечего, да и, по большому счёту, просто неохота. Башка, конечно же, после пары пропущенных ещё дома стаканов уже не ломилась куда-то в дубовую дверь, однако, настроение для абстинентного синдрома было пока достаточно показательным. А потому, больше не мудрствуя лукаво, Ванька разлил обоим по полному гранёному стакану, на что счетовод только довольно крякнул и уважительно прокряхтел в усы что-то неразборчивое.

– А даму-то на светский раут никто так и не догадался пригласить! – неожиданно, вплоть до испуганного плеска благородной жидкости в поднесённых ко рту стаканах, прозвучал от двери полный внутреннего страдания и наружной укоризны голос всеми забытой, но так и никем не сломленной паспортистки.

– Да мы тут с Ванюшей, – ужом засуетился счетовод, застигнутый врасплох одновременно по двум преступлениям сразу, включающем в своём составе распитие спиртосодержащих напитков на рабочем месте и спаивание несовершеннолетнего лица, как ни странно, тем не менее, достигшего половой зрелости.

– Эх, мужчины! – снисходительно вздохнула Наталка, – Время-то уже к обеду, давайте-ка заодно поснедаем что ли. Куды ж вы без нас, женщин, денетесь-то? Я вот тут кое-чего из дому принесла нормально закусить, благо недалече живу. Да и Ванюшу, Матвеич, надо бы в город достойно проводить, «так сказать, от имени и по поручению правления».

– А вот это ты, Наталка, здорово придумала, дай я тебя поцелую! – приосанился Матвеич, протягивая руки и практически скрытые под пышными усами губищи по направлению к молодой паспортистке, – Давай-давай, солдат ребёнка не обидит!

– А вот не дам! – решительно выпалила Наталка, поднося маленький, но задорный кукиш к самым усам Матвеича, – Больше никому не дам, хватит, наотдавалась уже! Последний, можно сказать, нормальный мужик из нашей деревни уезжает. Кто остаётся в деревне, а, Матвеич? Только алкаши, сосунки, да вы, старики! Ладно уж, Матвеич, не пыжься! А ты, Ванюша, хороший парень, но больно доверчивый. Ох и непросто же будет тебе в городе! Ты думаешь, почему Лёха-радист укатил поступать без тебя? Не знаешь, Ваня? А я знаю! Да обзавидовался он, когда на днях увидел, какой тебе хотят подарок вручить! Поначалу-то он думал, что это ему приготовили. Ага, щас, лодырю и трусу? Кто в тот раз убежал, а кто остался один против тех озверелых шабашников, что меня хотели… Вот зря ты, Ваня, плохое в людях так быстро забываешь и только хорошее помнишь, зря! А я вот всё всегда помню, и плохое и хорошее! Но о тебе, Ваня, я буду помнить только хорошее, потому как ничего другого от тебя никогда и не видела. За тебя, мой хороший, за тебя!

– Ик к-к-куда ж вы удалились, ик?! – недоумённо обиженно вопросил Ванька у ржаного мякиша, который он уже пять минут безуспешно пытался окунуть в болгарский кетчуп…

К родному клубу после почти целого дня, проведённого в ставшем за это время не менее родным сельсовете, Ванька подходил уже и совсем даже в очень хорошем настроении. За бухлом для вечернего проставления среди пацанов в честь предстоящего отъезда заходить в сельпо, как он планировал ранее, не пришлось. Раздобривший к концу застолья Матвеич махнул рукой и отдал ему остатки четвертной, где оставалось ещё около полутора литров.

Это ж, почитай, три бутылки водяры, думал Ванька. А три бутылки водяры, развивало эту глубокую мысль его затуманенное благородным напитком сознание, три бутылки водяры по цене составляет почти полтора чирика, которые в городе лишними никогда не будут. Какой же замечательный экономический эффект получается, однако! Так может, осеняло его мозг гениальная мысль, как это частенько бывает у подвыпивших мужиков, может мне тогда лучше поступать на экономику, а не на электронику?

– Хи-хи! – хихикнул утренний внутренний голос, который почему-то резко изменил свой женский с бархатистой хрипотцой тембр и помимо того возмутительного факта, что стал почему-то чисто мужским, заговорил с ним теперь ещё и удивительно слаженным хором, насчитывающим, кажется, аж четыре опять же мужских голоса.

– Вот видите, товарищи братья по несчастью, – продолжил мужской хор с энтузиазмом во всех своих голосах, – По крайней мере, у нашего реципиента есть слух, а значит он уже и, вроде как не совсем пропащий! Высоцкого перепевать, ясен пень, несколько поздновато, а вот если, к примеру, Слепакова, зайку мою или там джагу-джагу… Да, пацан, ты угадал, так уж, извини, получилось, но нас и правда четверо сидит в твоём бедном теремочке…

– Четверо, да ещё и хором … – ошарашено прошептал Ванька, – Что, в натуре четверо?!