Товарищ Резак (СИ)

К моему лезвию лучшие мастера делали рукоять по моим эскизам и размерам руки, учитывали каждый миллиметр и более удобного оружия я до этого не держал. Брат был не хуже. Он был лучше. Это было произведение искусства. Нож лежал в руке перетекая в кисть. Он просил: «Эй Резак, ты чего стоишь? Пошли кого-нибудь убьём, прирежем, давай хоть с кого-нибудь кожу снимем? Ну давай, не тупи, вперёд, вперёд!». Рукоять облегала и лизала мою руку. Чёрный пластик был не липким и не мягким, но совершенно не скользким. Хотелось прыгать по комнате от восторга.

На ноже не было ни одной цифры, буквы, он был идеален и совершенен. На брате моего Пальценожа не было ни одной лишней детали, никаких тебе пил, стропорезов, открывалок для бутылок или возможности присоединить его как штык к автомату, просто нож — клинок и рукоять.

Котяра отряхивал лапы от пыли и наблюдал за моей реакцией. Судя по морде, был доволен произведённым впечатлением.

— Ну как? Резак, вам понравилось? — и открыл вторую коробку. — Не хотите взглянуть на ещё одну пару ножей? Это Девятисот шестидесятая модель.

— Можно?

— Разумеется можно. А вы думаете я бы просто так доставал эти пыльные коробки из под обуви?

Эта пара была светло серая. Тоже мономолекуляры, но гораздо более острые. Рукоять и клинок имели один цвет. Они были другими, совсем другими. Если брат и Пальценож были несокрушимыми силачами, то эти были обтекаемыми акулами. Хищная акула, без единого украшательства. Светлый низ, темный верх, чтобы не видно ни снизу, ни сверху, зубы ровно столько, сколько надо, не больше — не меньше, чтобы оставаться идеальным убийцей. В моих руках были две акулы.

Когда через тебя прошли тысячи ножей, то одного взгляда хватает, чтобы увидеть почти всё, а когда берешь в руку, то понимаешь больше. Я вздохнул, засунул клинки в ножны. Хорошо, но мало. Я бы ещё полюбовался, но Кот наверняка меня не для любования звал.

Кот мурлыкнув, переместился на другую сторону комнаты к стеллажам и сказал:

— Знаете, молодой человек, они столько времени у меня в принципе без дела пролежали. Вот-там, в коробке из под обуви, на верхней полке.

Вот зачем котяра это мне повторяет? Я это с первого раза услышал, и заметил тоже сразу. Но главный конструктор в кошачей шкуре продолжил расхаживать по кладовке и продолжил:

— Пробовал я вооружить наших дуболомов, но как вы поняли, нож не серийный армейский и предназначался для специальных мастеров. Наши лучшие бойцы не пользуются ножами, у них для этого есть свои когти, клыки, а настоящих мастеров достойных этого творения нет. Разработка не моего КБ, но изделие исключительно удачное. И что вы думаете? Закончилось это тем, что были отрезанные пальцы, уши, даже ухитрились разрубить ногу до бедренной кости и вспороть живот. Они с этими ножами стали опасны как себе, так и окружающим. Я все эти игрушки у моих бездарей подбирал, и с тех пор они лежат вот тут, на самой верхней полке, в коробке из под обуви и пылятся.

— Товарищ Кот, мне очень ножи нравятся. Я даже и не мечтал подержать в руках такие вещи. Я сразу увидел, что вы их в чулане на верхней полке, в коробке из под обуви храните, но зачем мы всё таки здесь? Вы же не дразнить меня сюда привели?

— Конечно нет, молодой человек, я правда хотел показать Штурм-1024. Цифра, это количество молекул по лезвию. Штурм-960, те что серые — это 960 молекул по лезвию. Штурм-1024 простенький, как вы любите тут говорить, «как автомат Калашникова» или «дубовый как топор». Штурм-960 посовершеннее, но в серию не пошёл, слишком нежный, как мне объяснили.

Выходит, мой легендарный нож нолдов и вправду родственники Кота в соседнем гараже слепили? Они ещё более совершенный нож заварганили, только он в серию не пошёл, слишком острым получился.

Помню детство. Я такой могучий, с огромным мощным разумом, вещал с табуреточки стишок, стоя у новогодней ёлки. Что-то пропускал, что-то забывал, что-то заменял как получилось. Разве можно было запомнить этот огромный, почти в целую бумажку текст? И тут пришел этот обнаглевший, здоровенный, мой, уже и не помню скольки юродный брат. Ему было почти 10 лет, и в лёгкую прочитал то, над чем я трудился несколько недель, старательно запоминая слова, желая произвести фурор. Взрослые на него зашикали, а дядя Серёжа отпустил щелбана, пытаясь образумить наглеца. Затем все меня начали подбадривать и хвалить, но эффект был потерян.

Это первый и, наверное, мой самый страшный из детских кошмаров и унижений. Он это сделал не сознательно, извинился, и предлагал поиграть во что захочу. Я сейчас себя ощущал также. Глупый котёнок, которого взял на воспитание мудрый драный котище, поглядывающий на охоту пушистого мячика за собственным хвостом с высоты своего опыта. Когда тогда, в лесу, Кот обещал мне секреты, я думал мне будут рассказывать по одной истории в обмен за принесённую голову, а не макать меня в лужу из секретов мордой.

Хозяин кладовки сделал ещё пару кругов, размахивая хвостом и повернулся ко мне: