Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества

Много лет спустя я попытался хотя бы частично искупить этот свой грех. Дело в том, что доктором-профессором Саакадзе, несмотря на свою партийную активность, так и не стал, а пришло время, когда некогда солидные преподавательские заработки утратили былое содержание и «доценты с кандидатами» бегали по городу, добывая работы для научно- исследовательских секторов своих институтов, чтобы прибавить к своему содержанию еще полставки или что-то вроде этого. Формирование таких заказов входило тогда в круг моих возможностей, и я постарался, чтобы одна из не очень нужных тем досталась Саакадзе, что, однако, не вполне успокоило мою совесть.

Героями рассматриваемых случаев были люди брезгливые, которым не только добровольное стукачество, но даже само общение с «референтами из органов» представлялось смертным грехом, но нет оснований полагать, что таких советских людей большинство. Перестроечные и постперестроечные разоблачения свидетельствуют о том, что с «органами» охотно сотрудничало огромное количество совков – более всего из интеллигенции – из тех, кто «кто занимал активную жизненную позицию», кто старался таким испытанным способом обойти лучших, кто хотел «что-то значить» в уродливом, морально деформированном «мире социализма». Совкового социализма, естественно. Даже руководитель советского учреждения обычно не знал, сколько в доверенном ему «дружном» коллективе стукачей, в чем я совершенно случайно убедился. Директор проектного института, в котором я проработал несколько десятилетий, был человеком безгранично благородным, естественно, в разумных пределах. По происхождению он был одесситом, и когда он случайно узнал, что я – внук почетного потомственного гражданина города Одессы, на заводе которого прибористом (рабочая аристократия!) работал его отец, у нас установились весьма доверительные отношения, так как и в текущих делах я его не подводил. И вот однажды в наш институт приехала из Днепропетровска бывшая юная подруга моих первых инженерных лет. Когда мы с ней, болтая о том о сём, шли по длинным коридорам нашей фирмы, ее лицо вдруг окаменело, и она, сжав мою руку, сделала стойку, словно почуяв опасность.

– Кто он здесь у вас? – тихо спросила она, показав глазами на тщедушного человечка.

Я лично его не знал и только слышал, что этого типа с длинной фамилией вроде «Подиконников» недавно приняли к нам для использования по партийной линии. Поскольку в коммунистическо-фекальных развлечениях я не участвовал, он меня вроде бы не касался. Узнав об этом, моя подруга сказала:

– Это же страшный ублюдок!

И она поведала мне, что этот Подиконников – сосед ее матери по коммунальной квартире в Харькове, где он живет вместе с женой, преподавательницей немецкого в местном университете, и вместе же они постоянно стучат на других жильцов, и что ее мать уже вызывали в КГБ повесткой по поводу нехороших кухонных разговоров на темы всеобщего дефицита.

Ее рассказ меня заинтересовал, и я по своим каналам стал выяснять, откуда у нас возник этот тип. Оказалось, что он работал до нас в другой проектной фирме и там довел своими доносами в разные «инстанции» ее директора до того, что тот вскричал: «Или он, или я». Подиконников не учел, что та организация была «номерной», то есть творила оборону страны, и опекуны доносчика были вынуждены его убрать с предоставлением ему нового поля деятельности.

Получив эти сведения, я немедленно зашел к директору, чтобы предостеречь его от опасного гостеприимства. Все же понятие «испытательный срок» еще существовало, и если бы шеф уперся рогами, то смог бы охранить от гада свою территорию.

Однако директор воспринял мою информацию философски:

– Один человек в этом деле ничего не решает, и не только вы, но и я сам не знаю, сколько их у меня работает!

И мы вместе стали перебирать различные сомнительные ситуации в недавней истории фирмы, чтобы логическим путем попытаться определить стукачей. С большим трудом мы насчитали всего 18 штук.

– Видите, как они маскируются? – сказал директор. – Вы же понимаете, что в коллективе в 1500 человек их значительно больше!

Я это понимал, А мой директор был одесситом-украинцем и верил в свою хитрость, потому что, как известно, одесситы-украинцы в несколько раз хитрее одесситов-евреев. Но тут его действительно незаурядные ум и хитрость, позволявшие ему руководить институтом с 1938 по 1976 год, коллекционируя награды и избегая предлагавшихся повышений статуса, ему не помогли. Именно этот гад, Подиконников, испортил его последние трудовые годы.